Предыдущая Следующая

глухая, уже не слышала его крика и не хотела понимать его.  Краешком  глаз

она видела, что возле палатки и кухни собрались солдаты, некоторые  весело

ржали, наверно, эта расправа казалась  им  очень  смешной,  представлялась

веселой забавой, не больше.  Что  ж,  смейтесь,  проклятые,  забавляйтесь,

подумала она,  бейте  несчастную  женщину,  которую  некому  защитить.  Но

знайте, у этой женщины есть сын-солдат, он все  вам  попомнит.  Пускай  не

сейчас, потом, но придет время, он  расквитается  за  материнскую  боль  и

унижение. И ты встань, Петрок,  негоже  ползать  перед  ними  на  коленях.

Пусть! Ее отстегали на своем же дворе под смех и хохот  чужих  солдат,  но

она стерпит. Она все стерпит. Терпи и ты.

   Жгучей болью горела шея под ухом, сводило пальцы на левой  руке,  когда

она медленным шагом, исполненная невысказанной обиды, шла на  дровокольню,

чтобы скрыться от этих наглых глаз, а может, и заплакать.  Но  так,  чтобы

они не видели. Очень хотелось заплакать, если бы были слезы. Но слез у нее

давно не было, был только гнев, придавленный усилием воли, отчего ей  было

особенно трудно. Но все же пусть, утешала она себя, пусть будет все,  чему

суждено быть, а там посмотрим. Может, не убьют, не  застрелят  до  вечера,

еще поживем немного...

 

 

 

 

8

 

 

   Всю ночь Петрок беспокойно ворочался на своих жестких  кадках,  пытаясь

уснуть под кожушком. Сперва все прислушивался к тому, что  происходило  во

дворе, где хотя и  стемнело,  но  долго  еще  слышался  незнакомый  говор,

выкрики, смех немцев - почему-то допоздна не было на них угомону. В  сенях

то и дело грохали двери, бегали в хату, из хаты,  гремели  посудой  -  это

угощалось начальство. Утихло там, может,  за  полночь,  солдаты  уснули  в

палатке, но Петрока все не брал сон, горестно и неотступно  думалось:  что

делать? Послал бог кару на двух стариков,  за  что  только?  Петрок  хотел

спросить об этом жену, но на его приглушенный шепот та  не  отозвалась,  а

окликать ее громче не решился. Он уже был научен  за  долгую  жизнь  всего

побаиваться, а теперь и подавно - было чего опасаться!

   Перед рассветом он все же  вздремнул,  казалось,  совсем  ненадолго,  и

увидел отвратительный, дурной сон. Под  жерновами  в  истопке  давно  была

широкая крысиная нора, и вот во  сне  из  нее  вдруг  высунулось  какое-то

противное существо с клыкастым, словно у кабана, рылом. Петрок  швырнул  в

него веник, затем пырял туда палкой,  да  все  впустую:  крыса  пряталась,

чтобы тут же высунуться снова и скалиться клыкастой пастью, не то  угрожая

Предыдущая Следующая