Предыдущая Следующая

идет война.

   Пролежав какое-то время, она немного отдышалась, руки и ноги продолжали

болеть, но пришло успокоение, правда, тут  же  стал  донимать  холод.  Уже

несколько дней она не топила печь, хата вконец выстудилась. Наверно,  надо

было все же протопить на ночь грубку, а то к утру застучишь зубами.  Да  и

сварить бы картошки. Есть тоже очень хотелось, а у нее не было даже  корки

хлеба.

   Степанида опустила ноги и медленно  слезла  с  полатей.  На  дворе  уже

вечерело, но еще было светло, за стеной гудел свежий ветер,  и  сучья  лип

тревожно метались, сгибаясь под его непрерывным напором. В  грубке  лежали

наложенные туда дрова, оставалось только поджечь  их.  Степанида  взяла  с

загнетки лучинку и сунула руку между печью и стеной - там она  прятала  от

Петрока спички. Только она достала оттуда коробок,  как  во  дворе  сильно

забрехал Рудька. В  недобром  предчувствии  у  нее  сжалось  сердце,  и  с

коробком в руках она  подскочила  к  окну.  Рудька  метался  по  двору  и,

захлебываясь, бешено лаял, а по дороге от большака к хутору  скоро  шагали

четверо мужчин с винтовками. Уже издали она узнала почти каждого из них  и

сказала себе: "Ну, все!"

   Как ни странно это было для нее самой, она не очень испугалась и никуда

не побежала, будто ждала и  понимала  неизбежность  именно  такого  конца.

Напряжением встревоженной памяти она только прикинула теперь, что же  надо

сделать напоследок, и не вспомнила ничего. А может, уже все  сделала?  Она

сунулась к окну, в запечье, потом выбежала в  сени,  наверно,  чтобы  быть

подальше от окон. Рудька все захлебывался в воротцах, и тогда  еще  издали

бабахнул первый выстрел. Рудька пронзительно взвизгнул и смолк  -  уже  не

навсегда ли? Она поняла, теперь ее очередь.

   Что-то сообразив, однако, она бросилась из сеней в истопку  и  накинула

крюк на пробой. Нет, так просто они ее не возьмут. Она все же не Рудька. И

не Петрок. И даже не Корнила. Еще она  с  ними  поборется.  Пускай  убьют!

Убьют, тогда что ж... Тогда их победа. Но еще не убили, и  по  своей  воле

она им не дастся.

   Три сильных удара каблуком в дверь гулко отдались в сенях.

   - Открой!

   Она сидела на корточках в истопке за толстым косяком из дуба и молчала.

   - Степанида, открой! Взломаем!

   "Ломайте!" - зло подумала она.  Но  не  так  легко,  наверно,  взломать

стародавнюю дверь, на которой в три пальца доски, кованый  железный  крюк,

пробитый через косяк и загнутый концами внутрь пробой. Ломайте!

   Они там переговаривались за дверью, прислушавшись, она узнала  рыкающий

Предыдущая Следующая