Предыдущая Следующая
выдержать. Лишь бы не долго терпеть.
- Руки! Руки! -
взвизгнул над ухом Колонденок и, не дожидаясь, когда он
послушается, сам ухватил одну руку, другую, сложил их
на животе и
начал
скручивать
концом длинной веревки.
Петрок слышал, как
он сопит,
напрягается, склонившись перед ним, и не сопротивлялся,
только взглянул на
веревку и подумал:
вот для чего
пригодилась... Это были
его вожжи.
Когда-то, в коллективизацию, старые отдал в колхоз,
а новые
припрятал в
истопке, иногда привязывал ими корову, что-нибудь закреплял
на возу, а
больше они висели на толстом гвозде в сенях.
Теперь ими связывают
его
руки. Пригодились.
Наконец
Колонденок завязал на руках тугой узел, другой
конец свободно
раскинул на истоптанной копытами, развороченной
автомобильными колесами
грязи, и Петрок удивился: зачем? Но тут же все стало
понятно - с
другим
концом в руках полицай взобрался на лошадь.
- Пошел! Живо! -
скомандовал Гуж, однако далеко не
отъезжая. Тронулся
один
Колонденок, вожжа на
грязи распрямилась, зависнув
в воздухе,
натянулась и сильно дернула его за руки. - Живо, сказал!
Гуж снова огрел
его прутом по
голове, острая боль
пронизала ее
насквозь. Чтобы не
упасть от натяжения
веревки, Петрок вынужден
был
побежать за Колонденком, который ногами
пинал в бока
лошадь, а Гуж,
размахивая прутом, погонял его сзади.
- Быстро!
Быстро! Ах ты, большевистский пень!
Петрок не
успевал, спотыкался, едва не падал,
бросался из стороны
в
сторону, опорки его вязли в грязи, но упасть теперь на
дороге было бы,
верно, хуже погибели. И
он бежал с
прискоками, дергаясь на
веревке,
которая, сдирая с рук кожу, тянула, волокла его к
большаку. Лицо его снова
стало мокрым от слез, и порывисто дувший навстречу ветер
уже не успевал их
осушать.
- Сволочи!
Душегубы! - захлебываясь ветром, глухо
кричал Петрок. -
Погодите! Мой Федька придет! Он вам покажет!.. Не
надейтесь... Мой сын
придет...
22
Петрок пропал,
исчез с этого света, как и для него пропали хутор, жена
Степанида, Голгофа, пропал целый мир. И остались
только воспоминания о
нем, если есть еще кому вспомнить его человеческие
страдания, мелкие и
большие невзгоды. Всю жизнь он хотел только одного -
покоя. Чувствуя себя
слабым и от многого зависимым человеком, жаждал как-нибудь
удержаться в
стороне от захлестывающих мир событий,
переждать, отсидеться. Мудрено,
конечно, и наивно было на это рассчитывать. Жизнь
распоряжалась по-своему,
Предыдущая Следующая