Предыдущая Следующая
- Погодите...
Подождите... Еще будет вам!..
- Это тебе
будет! Это ты чуток подожди, - со скрытой
угрозой пообещал
Гуж.
Больше, однако,
они не били его, привели во двор к привязанным
возле
тына двум лошадям. Колонденок все держал его под
руку, а Гуж
зачем-то
побежал в хату. "Не возьмут ли они и Степаниду?" -
подумал Петрок. Он
думал, что сейчас увидит ее и они пойдут вместе на
последнюю свою Голгофу,
где и примут смерть. Но вскоре Гуж выскочил из сеней
один.
- Так, садись! -
крикнул он Колонденку. - Времени мало.
Прежде чем сесть
на своего понурого коника, Колонденок подвел Петрока к
воротцам под липами и взвизгнул:
- Марш! Туда! -
и махнул в сторону большака.
Петрок постоял,
стужа и свежий промозглый ветер позволили
ему немного
отдышаться, прийти в себя; впервые после
запальчивого возбуждения пришла
испугавшая его мысль: куда? Куда его поведут?
Те двое повскакивали
на
лошадей, чтобы выехать со двора, а он стоял в воротцах и
не мог ступить ни
шагу. Да и зачем он добровольно пойдет с
ними на муку,
пусть убивают
здесь, на пороге
его жилища, зачем
напоследок угождать им
своим
послушанием?
- Ну, марш!
- Не пойду.
Убивайте...
- Как это - не
пойду? - искренне удивился Гуж, объезжая его на
лошади.
- Я тебе задам такого "не пойду", что побежишь
как подсмаленный.
И он злобно
хлестнул Петрока прутом по голове, будто кипятком ошпарило
лысину, Петрок пошатнулся, но устоял на ногах.
- Не пойду,
сволочи! Что хотите, а не пойду!!
В нем снова
поднялась и подхватила его гневная волна обиды и отчаяния,
она придала силы, и он решил не сдаваться. Отсюда он
никуда не пойдет,
если намерены убивать, пусть убивают здесь.
Гуж покрутился с
конем по двору, видно, не зная, что
делать с этим
привередливым дедом, но больше не бил, крикнул
Колонденку:
- Вернись, глянь
какую веревку!
"Свяжут?
Повесят? Пускай! Лишь бы не идти никуда. Пускай
погибать, но
дома", - горько подумал Петрок, совсем уже готовый к
смерти. Степаниду он
так и не увидел, может, они убили ее.
- Не хотел
по-хорошему, висеть будешь! - пригрозил
Гуж. Длинные ноги
его в испачканных грязью сапогах низко болтались под
брюхом у лошади. - За
оскорбление полиции. И фюрера.
"Пусть!
Пусть! Если такая жизнь, пусть", -
думал Петрок, не
отвечая
ему. Он уже не оглядывался на свою усадьбу
и на двор,
он думал, что
милости у них не
попросит, как бы
ни довелось ему
худо. Только бы
Предыдущая Следующая