Предыдущая Следующая
быстро разгорались. Петрок, стоя
на коленях перед
казаном, заботливо
пододвигал головешки, чтобы больше пригревало снизу.
Он и сам грелся,
потому что хотя и было
затишно, однако от
ручья снизу тянуло
лесной
сыростью, в которой стыли колени и руки. Возле костра
было хорошо. Опять
же надо было следить, чтобы вовремя уменьшить огонь,
иначе пригорит брага
и пропадет весь выгон. Конечно, Петрок не первый раз в
жизни принимался за
такое дело, имел уже некоторый опыт. Но опыт этот приходился
на давние,
доколхозные годы. Последнее же время перед войной
самогон гнали редко,
больше заботились о том, чтобы поесть. Но, видно,
казан все же
грелся
медленно, в лесу, конечно, не то что в овине или
истопке, где было
бы
гораздо сподручнее. Но разве теперь там выгонишь?
В который раз за
последние дни Петрок посетовал при мысли, что в
таком
неподходящем месте оказался хутор - так близко от дороги.
В мирное
время
так оно и неплохо, может, удобнее даже вблизи от
большака, от деревни
и
местечка. Правда, в последние перед войной годы этому
удобству, казалось,
пришел конец: хутора
взялись сселять в
деревни, в Выселках
сразу
удлинилась улица из хуторских построек, этим летом как
раз подошла очередь
к его Яхимовщине.
Уже разобрали и
свезли гумно, после
сенокоса
намеревались разобрать весь хутор. Но
помешала война, и теперь можно
только завидовать тем, кто оказался в деревенском гурте,
а не остался, как
он, на отшибе. Хотя и сейчас есть уголки, где по-прежнему
живут, как у
Христа за пазухой. Вон то же Загрязье. Хотя и не очень
далеко от местечка,
но спряталось за болотом и не знает беды, даже Гуж
появляется не часто, а
немцев там и вовсе не видели. А в его Яхимовщине? Немцы
постояли несколько
дней, а разорили, считай, все хозяйство. Но черт с ним, с
хозяйством, хуже
вот приключилась беда - убили подростка, безобидного
сироту-мальчишку, да
и они со Степанидой едва избежали погибели. Так то немцы,
побыли и уехали,
а как жить вот с этим Гужом, который
видит тебя насквозь
и еще таит
какое-то зло за прошлое. Только напрасно он придирается,
Степанида тут ни
при чем, Степанида
как раз была
против того раскулачивания. Но вот
привязался, ездит, выгоняет на работу. И верно, будет еще
цепляться, пока
не загоняет вконец эта сволочная нелюдь, злая собака
на привязи. Теперь,
черт его по-бери, Петроку не жалко ни хлеба, ни трудов,
лишь бы самогонкой
залить его ненасытное горло.
Боже мой, думал
Петрок, глядя на суетливую пляску
огненных языков по
Предыдущая Следующая