Предыдущая Следующая

казану, что делается на свете!  Какая  страшная  война,  как  страшно  все

началось, что будет  дальше?  Ужасное  время!  Хотя  и  до  войны  хватало

всякого, боролись то с теми, то с этими. Петрок слабо разбирался  во  всей

сложности борьбы в масштабах страны, но что  касается  своей  деревни,  то

здесь он понимал больше любых самых высоких уполномоченных.  Тем,  бывало,

нравилось, как выступал на собраниях Антось Недосека, они  думали,  верно:

какой сознательный! Но Петрок знал, что это он так сознательно  выступает,

потому, что на днях подал заявление об оказании помощи как многодетному  и

малоземельному. Вот и  старается.  А  если  Борис  Богатька  голосовал  за

колхоз, то совсем не потому что хотел скорейшей его  организации,  а  чтоб

досадить Гужову, с которым был в давней вражде и который, как черт ладана,

боялся колхоза. Да и его Степанида, хоть и агитировала за новую  жизнь  по

всей деревне, если разобраться, больше старалась за себя, ну  и  за  него,

конечно, потому что убедилась, что с двух десятин  прожить  невозможно,  а

здоровьишко надорвешь, это точно. Но вот оно как обернулось:  Борис  сразу

же сбежал в Ленинград к  родственникам,  Гужа  раскулачили  и  выслали,  а

теперь за все и за всех надо отдуваться Петроку  Богатьке,  жена  которого

когда-то попала в комитет бедноты и на собраниях  посидела  в  президиуме.

Как бы те ее посиделки не вылезли теперь боком.

   Петрок дальше  под  казан  пододвинул  две  головешки,  подложил  сбоку

березовое поленце,  подумал,  что,  видать,  скоро  уже  закапает.  Медная

литровая кружка давно ждала под кончиком трубки, но там  пока  было  сухо,

еще ни одна капля не упала из змеевика. Петрок  снова  поглядел  вверх.  В

ельнике на краю оврага суетливо-тревожно  завертелась  сорока,  настойчиво

стрекоча о чем-то, и Петрок насторожился - не крадется ли кто по оврагу? А

может, сорока стрекочет на него самого?  Все  же  для  уверенности,  чтобы

успокоить себя, он встал  и  огляделся  сквозь  ельник.  Вроде  поблизости

никого не было.  Но  сорока  не  утихала,  то  приближалась,  то  облетала

прогалину  стороной  и  настойчиво  трещала  неугомонную   свою   тревогу.

Пригнувшись, Петрок пробрался сквозь чащу ельника  и  увидел  возле  ручья

Рудьку, знакомую собачку  пастуха  Янки.  Осиротев  без  хозяина,  Рудька,

видно, метался по окрестностям, забрел вот на  костер  и  теперь,  завидев

Петрока,  живо  завилял  хвостом,  не  сводя   обрадованно-вопросительного

взгляда с человека.

   - Ну что? Чего стоишь? Иди сюда, - тихонько позвал он  Рудьку,  и  тот,

Предыдущая Следующая