Предыдущая Следующая

клеенчатом диване.

     -- Ну, как демонстрация?

     -- Хорошо.

     -- Весело?

     -- Весело.

     Николай  Григорьевич  спрашивал,  не   отрывая   глаз   от

скатерти,  и  отвечала  ему  одна  Искра. А он упорно смотрел в

стол.

     -- Это хорошо. Хорошо. И правильно.

     -- Песни пели,--со значением сказала Искра.

     -- Песни -- это хорошо. Песня дух поднимает.  Замолчал.  И

все молчали, и всем было неуютно и отчего-то стыдно.

     -- А  почему  вы  не  были  с  нами?  -- спросила Зина, не

выдержав молчания.

     -- Я? Так. Занемог немножко.

     -- А врач у вас был? -- забеспокоилась Лена.-- И почему вы

не лежите в постели, если вы больны?  Директор  упорно  молчал,

глядя в стол.

     -- Вы  не  больны,-- тихо сказала Искра.-- Вы... Почему вы

больше не поете? Почему вы баян домой унесли?

     -- Из партии меня исключили, ребятки,-- глухо,  дрогнувшим

голосом  произнес Николай Григорьевич.-- Из партии моей, родной

партии...

     Челюсть у него запрыгала, а правая рука судорожно  тискала

грудь, комкая гимнастерку. Ребята растерянно молчали.

     -- Неправда! -- резко сказала от дверей пожилая женщина.--

Тебя исключила  первичная  организация,  а  я  была в горкоме у

товарища Поляковой, и она обещала разобраться.  Я  же  говорила

тебе, говорила! И не смей распускаться, не смей, слышишь?

     Но  Николай Григорьевич ничего не слышал. Он глядел в одну

точку   напряженным   взглядом,   рукой   по-прежнему    комкая

гимнастерку.  Искра  перегнулась  через  стол, отвела эту руку,

сжала.

     -- Николай Григорьевич, посмотрите на меня. Посмотрите. Он

поднял голову. Глаза были полны слез.

     -- "Мы -- красные кавалеристы, и  про  нас,--  вдруг  тихо

запела Искра,-- былинники речистые..."

     -- "О   том,   как   в  ночи  ясные,  о  том,  как  в  дни

ненастные..." Песню подхватили все дружно, в полный голос. Роза

вскочила, отмахивая такт рукой и пристукивая каблучком.  И  все

почему-то  встали,  словно это был гимн. А Петр взял с тумбочки

баян и поставил его на стол перед Николаем Григорьевичем.

     -- "Веди ж, Буденный, нас смелее в бой!" Искра пела громко

и яростно, высоко подняв голову и не смахивая слез, что  бежали

по  щекам.  И  все  пели  громко и яростно, и. подчиняясь этому

яростному напору, встал  Николай  Григорьевич  Ромахин,  бывший

командир эскадрона Первой Конной. И взял баян.

     -- "И вся-то наша жизнь есть борьба!.."

     Много  они  тогда перепели песен под аккомпанемент старого

баяна. Пили чай и засиделись допоздна, и матери дома их  ругали

Предыдущая Следующая