Предыдущая Следующая

извергами.  А  они  были горды и довольны собой, как никогда, и

долго потом вспоминали этот праздничный день.

     Но праздники  кончились,  и  опять  потянулась  нормальная

школьная жизнь. Все входило в свою колею, и снова Артем мыкался

у доски, снова что-то ненужное изобретал Валька, снова шептался

со  всем  классом  Жорка.  Пашка  до  седьмого пота вертелся на

турнике, а тихий Вовик читал на переменах  затрепанные  романы.

Снова  Лена  гуляла  с  Ментиком и Пашкой, Зина, остепенившись,

встречалась с Артемом и очень подружилась  с  Розой,  и  только

Искре  некуда  было  ходить  по  вечерам.  Она  читала  дома, и

напрасно Сашка писал отчаянные письма.

     Все входило в свою колею. Николая Григорьевича  из  партии

не  исключили,  но  улыбаться  он  так и не начал и из кабинета

выходил редко. А  вот  Валентина  Андроновна,  наоборот,  стала

изредка   улыбаться  классу,  и  кое-кто  из  класса  --  менее

заметные,  правда,--  стали  улыбаться  ей,  и  та  вежливость,

которую   с   таким   единодушием  потребовал  однажды  9  "Б",

постепенно  становилась   вежливостью   формальной.   Валентина

Андроновна все чаще оговаривалась, сбивалась на привычное "ты",

а  если  с  некоторыми  и  не оговаривалась, то обозначала свое

особое отношение особыми улыбками. Все входило в свою  колею  и

должно  было  в  конце  концов  войти.  Все  было естественно и

нормально.

     Только в конце ноября в 9 "Б" ворвался красавец Юра из  10

"А".  Ворвался, оставив распахнутой дверь и не обратив внимания

на  доброго  Семена  Исааковича,  обвел  расширенными   глазами

изумленный класс и отчаянно выкрикнул:

     -- Леонид Сергеевич вернулся домой!..

     Все   молчали.   Искра  медленно  начала  вставать,  когда

закричал Жорка Ландыс. Он кричал дико, громко, на одной ноте  и

изо  всех  сил бил кулаками по парте. Артем хватал его за руки,

за плечи, а Жорка вырывался и кричал; Все повскакали с мест,  о

чем-то  кричали,  расспрашивали  Юрку,  плакали, и никто уже не

обращал внимания на  старого  учителя.  А  математик  сидел  за

столом,  качал  лысой  головой,  вытирал  слезы большим носовым

платком и горестно шептал:

     -- Боже мой! Боже мой! Боже мой!

     Ландыса кое-как  успокоили.  Он  сидел  за  партой,  стуча

зубами,  и  машинально  растирал  разбитые в кровь кулаки. Лена

что-то говорила ему, а Пашка стоял рядом, держа  обеими  руками

железную кружку с водой. С ручки свисала цепочка. Пашка оторвал

кружку от бачка в коридоре.

     -- Тихо! -- вдруг крикнул Артем, хотя шум уже стих, только

Предыдущая Следующая