Предыдущая Следующая

жаловаться.

     Директор  вздохнул,  горестно  покачал  головой  и  указал

пальцем на дверь:

     -- Идите и пишите. Скорее, пока пыл не прошел.

     Валентина Андроновна остервенело хлопнула дверью. Терпение

ее лопнуло,  отныне  она  шла  в  открытый  бой за то, что было

смыслом ее жизни: за советскую  школу.  И  отважно  сжигала  за

собой все мосты.

     Если  бы  не  было  вечера  накануне,  Искра  заметила  бы

повышенную шустрость Зиночки. Но вечер был, привычная  гармония

нарушилась;  Искра больше занималась собой, а потому и упустила

из-под контроля подружку.

     Совсем немного поработав на заводе, Сашка  Стамескин  стал

заметно меняться. У него появилась какая-то усталая уверенность

в  голосе, собственные суждения и -- что настораживало Искру --

этакое особое отношение к  ней.  Он  еще  по-прежнему  привычно

поддакивал   и   привычно   подчинялся,  привычно  присвистывая

выбитыми зубами и привычно мрачнел при очередных  выговорах.  И

вместе  с  тем минутами появлялось то, что давали отныне завод,

зарплата, взрослая жизнь и взрослый круг знакомств, и Искра  не

знала, радоваться ей или бороться изо всех сил.

     В  тот  вечер  они  не  пошли  в  кино,  потому  что Искре

вздумалось погулять. А погулять означало поговорить,  ибо  идти

просто   так   или  молоть  вздор  Искра  не  умела.  Она  либо

воспитывала своего Стамескина, либо рассказывала, что  вычитала

в  книгах  или до чего додумалась сама. Когда-то Сашка отчаянно

спорил с нею по всем поводам,  потом  примолк,  а  в  последнее

время   стал  улыбаться,  и  улыбка  эта  Искре  решительно  не

нравилась.

     -- Почему ты улыбаешься, если ты не согласен? Ты спорь  со

мной и отстаивай свою точку зрения.

     -- А меня твоя точка устраивает.

     -- Эй,   Стамескин,  это  не  по-товарищески,--  вздохнула

Искра.--  Ты  хитришь,  Стамескин.  Ты   стал   ужасно   хитрым

человеком.

     -- Я  не хитрый.--Сашка тоже вздохнул.--А улыбаюсь оттого,

что мне хорошо.

     -- Почему это тебе хорошо?

     -- Не знаю. Хорошо, и все. Давай сядем. Они сели на скамью

в чахлом пустынном сквере. Скамейка была  высокой,  и  Искра  с

удовольствием болтала ногами.

     -- Понимаешь, если рассуждать логически, то жизнь одного

      человека  представляет  интерес только для него одного. А

если рассуждать не по мертвой логике, а по общественной, то он,

то есть человек...

     -- Знаешь? -- вдруг чужим голосом сказал  Сашка.--  Ты  не

рассердишься, если я...

     -- Что? -- почему-то очень тихо спросила Искра.

     -- Нет, ты наверняка рассердишься.

Предыдущая Следующая