Предыдущая Следующая

– Та‑ак, – усмехнулся Захар, – И куда же Филипп делся? Может, ты знаешь, где Меньшиков до сих пор живет‑поживает?

– Как не знать. В Светлихе вон.

– Как… в Светлихе?

– От непонятливый…

И только тут Захар сообразил, что мысли его ударились, видимо, не в ту сторону. И спросил хрипло:

– Ты… утопил его?

– Да, выходит…

– За что?

– Так Марью‑то Воронову на утесе он ведь…

– Откуда ты узнал, что он?

– А узнал уж… Давнее дело, чего спрашивать. Дай‑ка, что ль, чайку погорячее. Аль остыло там?

Большаков включил электрический чайник, принялся крутить папиросу.

– Ну дела‑а, – промолвил он, глотнув табачного дыма.

– Так я думал – ваш‑то суд еще засудит его али нет, – сказал старик. – А тут уж надежно…

– Как же ты его?

– Дык что… все это просто было. Вы его связали – да в амбар. Ночью подошел я – милиционер‑то, который охранник был у дверей, спит, аж ноздри от свиста рвутся. Приволок я лопату из дому да ножовку прихватил. Подрылся под амбар, пилить потихоньку начал. Филька сообразил, что к чему. Только думал, что Демид это. «Пили, говорит, Демидушка, посильнее, милиционер храпом исходит. Коли проснется, я тут, у дверей, отвлеку его». Когда увидал, что это я, даже недовольный вроде стал: «А, это ты, Аниська… Не ждал».

Старик закашлялся от дыма Захаровой папиросы, однако сам чиркнул спичкой, разжег свою холодную трубку и продолжал:

– А потом‑то что?.. Хотел я его там же, в амбаре… приколоть к полу. Да нет, думаю, пусть испытает, стерва… Выволок его на воздух. Он: «Ты руки мне развяжи». – «Успеется, говорю, топай быстрей к речке, к лодкам, спустишься вниз по Светлихе…» Согрелся чайник‑то?

Захар молча налил ему новый стакан.

– Ну да… По дороге к речке почуял он неладное – все голову начал заворачивать: «Чего ты мне руки не развязываешь?» – «Не оборачивай, говорю, башку‑то, не то лопатой вот снесу…» И поторапливаю его, потому что чудиться мне стало – крадется кто‑то следом за нами…

– Кто же это крался? – спросил Большаков, когда старик замолчал.

– А жена его, Матрена, с дочкой. Спроси‑ка сейчас у Натальи – она скажет, должно… если помнит. Должна бы помнить… Близко‑то подходить побоялись, а закричать тоже нельзя. Я с Филькой на лодку, они – на другую. Плывут поодаль. Тут‑то я их и разглядел. Ну, думаю, и черт с вами, глядите. Мне‑то все равно… Переплыли, привел я Фильку на утес. А Матрена все за нами крадется по кустам, Наташка, слышно, хныкает… Да, привел, спрашиваю: «Узнаешь место? Тогда читай молитву…» Филипп‑то, будто и правда для молитвы, на колени пал… Ну, это и хорошо – легче мне было камень ему на шею повесить. Вот так… Не помню уж, кто закричал благим матом – он ли, Филька, жена ли его в кустах… С того и тронулась она, Матрена‑то, умом…

Предыдущая Следующая