Предыдущая Следующая

– Не‑ет! Это ты его убила! Ты! Ты!! Ты!!

 

Глава 23

 

Пистимея пятилась от мужа, уперлась в шесток, стала сгибаться назад, закрывая спиной черный, закопченный зев печки, в котором болтались нетерпеливо огненные языки. Спине ее стало жарко, а Устин все тыкал и тыкал толстым, крепким пальцем в ее грудь, точно хотел проткнуть насквозь.

– Да сгинь ты, сатана нечестивая! – завизжала наконец из последних старушечьих сил Пистимея. – Тебе лучше знать, кто убил Федьку. Ты ведь сам обговорился как‑то, что служил в той Усть‑Каменке…

Устин опомнился, уронил обессиленную руку и, чуть помешкав, поплелся к кровати. Да, он обмолвился как‑то жене, что даром время на войне не терял… И с чего это он действительно заорал, что жена убила Федьку? Вот уж верно, моча в голову…

Пистимея уже возилась у печки с чугунком, клала в него какую‑то траву. Залила чугунок водой, задвинула его в печь, села у темного окна, бесшумно и неглубоко вздохнула слабенькой плоской грудью.

Устин, лежа на кровати, глядел на жену, думал… Время‑то идет да идет себе. Давно ли грудь у жены была тугой и высокой, давно ли вырывались из нее сладкие и мучительные стоны, когда он, Костя Жуков, узнавал, по выражению Тараса Звягина, «почем фунт вкуса»…

– Устюша, пойдешь к председателю‑то? – спросила неожиданно Пистимея. Спросила так, будто и ничего не случилось только что.

«Устюша»… Не один десяток лет прошел с тех пор, а она ни разу не обговорилась, что он, ее муж, носил когда‑то имя Константина Жукова, сама она звалась Серафимой. Они навечно стали Морозовыми, он – Устином, она – Пистимеей, а их «работник», бывший заволжский лавочник Тарас Звягин, – Ильей Юргиным.

– Так пойдешь, что ли, к Большакову? – еще раз спросила Пистимея и словно перерубила тот шланг, из которого он, Устин, задыхающийся от жажды, глотал и глотал торопливо живительную влагу.

Он вскочил на кровати, несколько секунд беззвучно открывал и закрывал рот, точно умоляя сунуть ему в пересохший бородатый рот конец отрубленного шланга. И наконец проговорил жалобно, укоряюще:

– Отстань ты, отстань со своим председателем!! С‑стерва ты…

– Устюшенька, да чем я тебя разгневала?

Голос ее, покорный и ласковый, сразу как‑то успокоил Устина. Он упал на подушку, повернулся спиной к жене.

Однако теперь, как он ни старался припомнить, о чем только что думал, в голову лезло одно и то же. Захар Большаков, сидя в конторе, говорит кому‑то – кажется, Варваре: «Пришли бригадира в контору»; Петр Смирнов кричит в лицо: «Ты не притворяйся дурачком! И объясни мне…»; Илюшка Юргин скалит почему‑то, как собака, желтые зубы; Фрол Курганов смотрит на него, Устина, исподлобья, давит своим тяжелым взглядом; сын Федор трясет кулаками, грозит: «Люди не забудут… не забудут…»

Предыдущая Следующая