Предыдущая Следующая

Устин процедил зловеще сквозь зубы:

– Еще смеешься ты… выродок!

– Теперь второе, – продолжал Федор, не обращая внимания на слова Устина. – Не дождешься, сволочь, чтоб сила наша ослабела! Ты правильное слово нашел – захлестывает наша волна вашу, поганую и мутную. Слышишь, господин Фомичев, как захлестывает?! – Федор вскинул длинную худую руку, показал на стенку за своей спиной. – Слушай, господин Морозов! Слушай, господин Жуков! Лучше слушай!!

За стеной грохотала артиллерия. Минутами канонада чуть затихала, а потом снова накатывалась еще сильнее и яростнее.

– Ну, слышал?! – Голос Федора дрожал и рвался, лицо стало как мел, а глаза пылали. – Сметет вас эта волна, захлебнетесь вы в ней! Вот это и будет высшая справедливость.

Федор остановился, передохнул.

Устин, не шевелясь, смотрел на него молча узкими щелочками глаз.

– И, наконец, третье, последнее, – чуть потише сказал Федор. – Не упомнишь, говоришь, всех своих кровавых дел? Ничего, дорогой мой отец, люди‑то не забудут. И Одинцову Полину, и родителей ее… И то, что лампочка вот эта качалась. И что был такой немецкий староста в Усть‑Каменке – Сидор Фомичев, он же кулак Жуков, он же зеленодольский колхозник Устин Морозов… И не помогут тебе никакие самые надежные документы, с самыми что ни на есть настоящими печатями, хотя бы ты заплатил за них втрое, в десять раз больше той цены, по которой тут живые Боги продаются…

– Откуда им, людям‑то, обо всем узнать? – с улыбкой спросил вдруг Устин. – Ты, что ли, расскажешь?

– Не‑ет, я молчать буду, – облил Федор отца с ног до головы, как кипятком, насмешкой. – Видишь, я умоляю тебя, на колени становлюсь: язык проглочу, только пощади, не убивай…

– Что же, ничего не скажу, смелый… – Устин еще более сузил веки.

– Лизать вонючие немецкие лапы не приучен, верно.

– Я русский все‑таки.

– Ты‑то?!

И в этом коротком возгласе Федора было столько презрения и ненависти, что узкие, как щелочки, глаза Устина захлопнулись совсем. И, не раскрывая их, он вдруг ткнул большим, тяжелым кулаком в голову сына. Удар был вроде несильный. Но Федор, даже не вскрикнув, свалился мешком с кровати.

Устин рывком выдернул из кармана пистолет. Выстрелил раз, другой, третий…

Потом открыл глаза, тупо глядел, как растут, расплываются темные пятна на груди сына, как набухает кровью повязка на его голове.

.

… Это было давно, шестнадцать лет назад. А сейчас Устин, сорвавшись с кровати, прыгая вокруг перепуганной Пистимеи, ворочал черными глазами и, тыча пальцем в ее плоскую грудь, кричал не помня себя:

Предыдущая Следующая