Предыдущая Следующая
С четверть часа ехали в безмолвии. А потом Устин спросил:
– Как там наша Зинуха поживает у вас? Зинка то есть
Никулина.
– Живет. Квартиру недавно помогли получить ей.
Петр Иванович сказал и пожалел: «Чего ради я объясняю ему
все?»
– Ну как же… Слышали, слышали, – сказал
Морозов. – Гляди, как бы с ней беды тебе не нажить.
– Какой беды?
– Да я так, Господи… – быстро проговорил
Устин. – Я к тому, что они, Никулины, все какие‑то… Антип сам
придурок, всем известно. Клашка вон одержимая чем‑то. Все Федьку моего
ждет. Мне за сына лестно, конечно, но… Без малого ведь двадцать лет прошло.
– Так разве это плохо, что ждет?! Не каждая умеет…
– Оно все хорошо на время. А все же гляди с Зинкой‑то.
Уволил бы, да и дело сторона…
– За что же увольнять ее? Работает она хорошо.
Помедлив, Устин проговорил:
– Ну и ладно, коли так… Дело твое, понятно. Доведись до
меня – я бы подальше от нее держался.
– Почему это? – Смирнов откинул воротник.
– То да се – не растолкуешь все, как говорит старик
Шатров. Ребенка она имеет, а от кого? Непонятно. Квартиру отдельную заимела.
Да… Женщина молодая, тело горячее. А от горячего – хе‑хе! – лучше
подальше…
– Ты думаешь, что говоришь?! – воскликнул Смирнов.
– Да шутя я, – сказал Морозов. Но через полминуты
уронил еще раз свое: – Хе‑хе…
Лошадь шла крупной и ровной рысью. Дорога стала наезженнее и
чуть ухабистее. Вдали показались первые дома станционного поселка. Они будто
всплывали из‑за мглистого горизонта и покачивались, как поплавки на
водной глади.
Неожиданно в сердце Петра Ивановича возникла режущая боль, и
он даже вскрикнул, на какое‑то мгновение потерял сознание и привалился к
плечу Устина. Но тотчас пришел в себя и почувствовал, как Морозов отталкивает
его со словами:
– Ты, оказывается, гнилей внутри, чем кажешься с
первого взгляда.
Вот теперь в его голосе прозвучало незамаскированное,
откровенное злорадство. Вот теперь Петр Иванович верил, что там, возле конюшни,
разговаривал с Фролом Устин.
Лицо Петра Ивановича покрылось крупными каплями пота. Он
лежал в санях, опираясь на левый локоть, чувствовал, как дрожит и слабнет его
рука. Выезжая из «Рассвета», он надеялся, что припадок начнется не так скоро. И
вот…
– Я уж наслушался сегодня… твоих речей обо мне, –
сказал Смирнов, пересиливая боль. – Насчет собаки, в которую палкой… И что
окочурился бы на полдороге… так не беда.
Предыдущая Следующая