Предыдущая Следующая
Потом затих…
Его растолкал кто‑то пинками. В ушах звенело, словно
несколько пинков угодило ему в голову. Сквозь звон донесся Филькин голос:
– Полегче бы, Демид, шарахнуть его тебе: пьяный ведь
он. Ишь разукрасился об камни! Ну, ничего, поменьше пить будет, покрепче на
ногах станет… Вставай, что ли…
Курганов сел. Сквозь звон в ушах ему чудилось: заплачет где‑то
ребенок и затихнет, заплачет – и затихнет…
Фрол никак не мог понять – действительно плачет где‑то
ребенок или в самом деле чудится?
– Да вставай ты! – снова пнул его ногой Филька. –
Осоловел, как Божья старуха в престольный день. Светло уж почти.
Ночная мгла рассеивалась. Гулял слабенький ветерок над
землей, гасил одну за другой звезды. Те, что еще не потухли, дрожали, как языки
коптилок на сквозняке.
А там, где недавно прорвалась темень, стояло уже розоватое
зарево. Там горело что‑то, ветер раздувал пожарище. Его отсвет багрово
окрасил небо, забрызгал длинные и плоские языки туч, выстеливших весь горизонт.
Медленно повернул Курганов голову туда, где Филька сбросил
со своего плеча Марью. Но там ее не было. Она лежала теперь на самом краю
утеса, на спине, а голова ее на длинной тонкой шее свисала с обрыва вниз.
Демид, беспрерывно вытирая рукавом катившийся с лица то ли от усталости, то ли
от страха пот, возился около трупа.
– Еще подвинь, чтоб голова пониже, – бросил ему
Филька. – Чтоб прямо в морду рассвет ей был. Пусть смотрит на рассвет
теперь, вражина, пусть любуется… А ты учись, привыкай… Да не дрожи, дьявол.
– Я ничего, я ничего… – беспрерывно повторял и
повторял Демид, скаля зубы, как собака.
На месте глаз у Марьи были кровавые ямы. Из них еще сочились
алые струйки, мочили распущенные Марьины волосы и маленькими красными бусинками
капали и капали с мокрых, тяжелых прядей вниз…
И опять помутилось у Фрола в голове.
Очнулся он от скрипа уключин и от голоса Демида:
– Может… веслом по башке да в речку? Выдаст.
Фрол лежал на дне лодки, в воде. Он чувствовал, как сильно,
толчками греб Филька. Открыл глаза и увидел – качается над ним почти совсем
светлое небо. Три‑четыре не потухшие еще звезды тоже перекатывались
вверху из стороны в сторону, как горошины.
Вода хлюпала ему в уши. Иногда вонючие холодные струйки
просачивались в его горячий рот. Он жадно глотал их, а потом хрустел песком на
зубах.
– Не надо, – тяжело дыша, уронил Филька. – Не
посмеет.
Через несколько вздохов добавил:
– Пригодится он мне еще. А теперича так,
Демидка, – исчезни отсель навсегда. Да не высовывайся, гляди, –
искать будут… я на крыльце еще денек‑два посижу. Для отвода…
Предыдущая Следующая