Предыдущая Следующая

приобрели молотилку, жнейки. Довольно им, выселковцам, держаться за  узкие

шнурки-наделы, влачить бедняцкое существование, раз своя, Советская власть

предоставляет такие возможности, идет навстречу  беднякам  и  сознательным

середнякам тоже. Вся страна дружно становится на  рельсы  коллективизации,

так к лицу ли им  отставать?  Космачев  говорил  рассудительно,  взывал  к

сознательности середняка, который должен  выступать  в  союзе  с  бедняком

против кулаков и подкулачников. Слова подбирал умные, хорошие слова и  сам

выглядел умным, рассудительным человеком. Он и в самом деле  был  неглупым

руководителем: перед тем  как  начал  работать  в  районе,  несколько  лет

преподавал историю в школе и, говорили, был толковым учителем. Ему верили.

Но одной только веры  для  выселковцев  оказалось  мало,  нужен  был  свой

наглядный пример.  А  такого  примера,  который  можно  было  бы  увидеть,

поблизости как раз и не было.

   Рядом с Космачевым, тяжело навалившись  грудью  на  стол,  сидел  Левон

Богатька с узенькой черной повязкой наискосок через лоб. Левон  был  свой,

выселковский мужик, многодетный, малоземельный  и,  как  она  с  Петроком,

наделенный по бедности двумя десятинами яхимовщинской  земли.  Глаз  Левон

потерял на войне, где-то под Вислой, когда схватился  на  саблях  с  двумя

польскими уланами. Там ему сильно досталось, едва очухался в  госпитале  и

вернулся домой инвалидом - с покалеченной ногой,  без  глаза  и  без  двух

пальцев на правой руке. Складно говорить Левон не умел  нисколько,  обычно

его речь походила на перекатывание валунов в поле, и  в  делах  он  больше

брал характером,  упрямым  и  неуступчивым.  После  выступления  Космачева

кое-как, с большим недобором рук проголосовали за организацию  колхоза,  а

как дело дошло до записи, все остановилось. Левон тогда неуклюже, в кожухе

поднялся за столом над вконец закоптевшей лампой и сказал, подняв руку:

   - Если так, я первый. Пускай! И вызываю последовать Богатька Степаниду.

   Мужики будто онемели.

   Это было уже что-то новое.  В  прошлые  разы  Левон  также  записывался

первым, но следовать примеру не призывал, за ним  записывались  Степанида,

Антось  Недосека,  демобилизованный  красноармеец,   безземельный   Василь

Гончарик, и на этом наступал перерыв. Больше никто не записывался,  сидели

молча, курили. Снова выступал уполномоченный,  матерно  ругался  Левон  за

несознательность, и опять понапрасну.

   Теперь Степанида встала со скамейки под стеной и сказала, что  согласна

Предыдущая Следующая