Предыдущая Следующая

не помочь человеку? Но и помочь неизвестно как.

   - Завтра и поедешь. Два червонца я одолжила у Корнилы. Сама хотела,  да

вот...

   - Но где я там найду Червякова? Наверно, непросто - город!

   - А  там  Дом  правительства.  Писали  же  газеты,  что  построили  Дом

правительства. Значит, и Червяков там.

   - Гм... Но куда идти? Что я... Ведь не был ни разу!

   - Вот и побываешь. А что! Спросишь, люди покажут. А то что ж, пропадать

человеку?

   Петрок молчал. Плохо, конечно, когда пропадает  хороший  человек,  жаль

его. Но и себя тоже жалко, потому как черт его знает, где тот  Минск,  где

Дом правительства, как туда попасть?  Слышал  когда-то  от  мужиков:  надо

ехать на Оршу, там пересадка, надо покупать билет. Знать бы хоть,  сколько

это будет стоить. Наверно, немало. Петрок просто был ошеломлен тем, что на

него обрушила в этот вечер жена. Но он знал, что если уж она надумала,  то

не отступит. Придется ехать.

   - И не говори никому. Если  что,  бригадиру  скажу:  пошел  к  доктору.

Потому что больной.

   - Но...

   - Ну что "но"? Он же нам будто знакомый, Червяков.  Может,  заступится.

Увидишь, напомни, как  зимой  на  крещение  греться  заходил.  И  червонец

одолжил. Вот и отдашь.

   - Оно так. Но все же...

   Очень не хотелось Петроку отправляться в ту незнакомую дорогу, на  край

света, в Минск,  к  председателю  ЦИКа.  Просто  брал  ужас,  как  пытался

представить себе, что с этим связано.

 

 

 

 

24

 

 

   Через день утром, однако, Петрок спускался по крутым ступенькам  вагона

на людный перрон в Минске.

   Одной рукой он крепко держался за скользкие железные поручни, а  другой

не менее крепко сжимал старательно завязанную холщовую сумку  с  кое-каким

харчем: обкрошенным куском хлеба, ломтем сала,  луковицей,  двумя  вкрутую

сваренными яйцами. Еще там было чуточку соли в бумажке, внизу лежал старый

почерневший ножик с обломанным кончиком лезвия. Одет  был  Петрок  во  все

лучшее по такому случаю: не новые, но чистые суконные  брюки,  выстиранная

Степанидой сатиновая рубашка, немного, правда, залатанная возле  воротника

сзади. Но заплатки не было видно, потому что сверху надет  был  порыжелый,

домотканого сукна пиджак, во внутреннем, застегнутом  на  булавку  кармане

которого лежало Степанидино ходатайство с двадцатью семью  подписями.  Там

же был и червонец. Другой червонец он разменял  в  Лепеле,  когда  покупал

билет; остаток его надо было сберечь на дорогу обратно.

   Так он медленно шел по  людному  перрону  среди  непривычной  для  него

Предыдущая Следующая