Предыдущая Следующая

Выселки, в местечко, в округ, в Полоцк, дойти до добрых  людей.  Перед  ее

глазами все  стоял  Новик,  который  требовал  раскулачить  только  одного

Гужова, о других он не говорил ни слова. Она не голосовала против Гужова и

потом очень жалела стариков Гужовых, но теперь, после вчерашней  стычки  в

сосняке с их Змитером, жалость к ним у нее пропала.  Пусть  раскулачивают,

пусть вывозят из деревни этого волка, чтоб его и духу  тут  не  было.  Без

него тут будет спокойнее.

   Но за что же других?

   О других она не могла думать без боли в душе, особенно когда  вспомнила

Анюту Ладимирову, старую Прохориху, да и Корнилу. С Корнилой у нее издавна

были особые отношения, которые когда-то едва не стали  их  общей  судьбой.

Правда, не стали...

   Она тогда была девкой, служила у старого Яхимовского, жила в Выселках и

на работу каждый день ходила в Яхимовщину: вставала раненько, на  заре,  я

через большак бежала на хутор. Надо было подоить  и  выгнать  на  пастбище

двух коров, заготовить корм для свиней и гусей - тех и других  здесь  было

немалое стадо, которое паслось по стерне на Голгофе. Старик  Яхимовский  в

хозяйство почти не вникал, кряхтел себе на завалинке или в запечье, и  она

хозяйничала как знала. Кроме нее,  на  хуторе  были  еще  батраки,  но  те

работали в поле, к которому она не имела отношения. Ей  хватало  хуторской

усадьбы, огорода, скотины, не дававшей передыху ни зимой, ни летом. Не мед

был тот  хутор,  но  что  она  могла  без  земли,  без  приданого,  бедная

приживалка в неласковой и малоземельной семье старшего брата в Выселках?

   Однажды она запоздала встать и  торопливо  бежала  по  росистой  стежке

через картофельные огороды к большаку. Возле усадьбы Корнилы  услышала  во

дворе его рассерженный голос, там же металась норовистая Корнилова корова,

не давая сладить с собой. За год перед  тем  Корнила  овдовел,  остался  с

двумя ребятами, всю женскую работу по  хозяйству  делал  сам,  не  слишком

умело, иногда неуклюже, и бабы в деревне  посмеивались  над  тем,  как  он

стирает белье или замешивает хлеб; некоторые  открыто  сочувствовали  ему.

Степанида остановилась, уже поняв, что  корова  не  дает  себя  подоить  и

Корнила бегает за ней с подойником, грозясь и уговаривая, да все напрасно.

С некоторой робостью Степанида вошла в ворота и тихим  голосом  приласкала

встревоженную корову, та постепенно успокоилась, Корнила  вынес  из  сеней

хлеб, посыпанный солью, и Степанида взялась  доить.  Молока  было  не  так

много, она быстро выдоила его и, улыбаясь, протянула подойник хозяину.  Но

Предыдущая Следующая