Предыдущая Следующая

уполномоченные  лишь  пожалели  старую  бобылку,  которая  все  плакала  и

жалилась на судьбу, на старость и нездоровье. Но как только комиссия вышла

из холодной нетопленой хаты во двор, Потапка  Колонденок,  который  привык

вертеться возле начальства, подошел к старшему  уполномоченному,  молодому

мужчине в черном  бобриковом  пальто,  и  шепнул,  что  в  хлеву  у  бабки

припрятан лен. Сперва ему не поверили, но все же  заглянули  в  пустой,  с

раскрытыми  воротами  хлев,  и  Потапка,  взобравшись  на  балку,  вытащил

откуда-то из-под крыши три  мотка  отличного  льняного  волокна.  Это  был

саботаж, и хотя Прокопиха оправдывалась, что вконец обносилась, что это ей

для исподнего на похороны, составили протокол и хотели  судить.  С  судом,

правда, обошлось, все же  пожалели  бабулю,  а  о  классовой  бдительности

Потапа Колонденка с похвалой отозвалась районная газета  "Чырвоны  араты".

Вот после этого случая Левон и пустил в сельсоветскую  хату  Колонденка  с

матерью, которые ютились до того в бане. Самого же Потапа в деревне  стали

называть Грамотеем - одни с похвалой и завистью, другие с  насмешкой.  Что

же касается Потапа, так он, видно, понял это по-своему, и еще раза  два  в

газете появлялись коротенькие заметки о выселковцах: одна  о  том,  что  в

деревне хорошо работает ликбез, а  другая  -  о  важности  сбора  золы  на

удобрение.

   Они подошли к скособоченной,  под  трухлявой  крышей  хатенке,  Корнила

потрогал закрытую изнутри калитку. Тут  жил  Богатька  Борис,  многодетный

бедняк, который едва ли не последним на  собрании  записался  в  колхоз  и

сразу исчез  из  деревни.  Говорили,  куда-то  съехал.  Калитка  никак  не

открывалась, тогда Корнила так тряхнул ее, что та едва не  рухнула  вместе

со столбиками и раскрылась. Они оба вошли в  замусоренный,  порыжевший  от

помоев двор, в холодных сенях нашли дверь в хату.

   - День добрый. Есть кто здесь? - подал голос Корнила.

   Не сразу из-за  печи  показалась  Лизавета,  жена  Бориса,  с  поспешно

прикрытым какой-то  дерюжкой  ребеночком  на  руках,  который  испачканной

мордашкой прижимался к тощей Лизаветиной груди. Покрасневшими,  верно,  от

плача глазами Лизавета уставилась на вошедших.

   - Лизаветка, мы описать,  что  в  колхозе  обобществлению  подлежит,  -

стараясь как можно ласковее, сказала Степанида. Лизаветино лицо  при  этих

словах вспыхнуло внезапным гневом.

   - Описывать? Описывайте! Вот их описывайте! Маня, Тэкля, Гануля,  сюда!

Вот их берите, описывайте, кормите в своей коммуне...

Предыдущая Следующая