Предыдущая Следующая

не струсила. Я осталась комсомолкой  и  умираю  комсомолкой,  а

поступаю  так потому, что не могу отказаться от своего отца. Не

могу и не хочу.

     Уже понедельник, скоро начнется первый  урок.  А  вчера  я

прощалась с вами и с Жоркой Ландысом, который давно был влюблен

в  меня,  я  это чувствовала. И поэтому поцеловалась в первый и

последний раз в жизни. Сейчас упакую книги, отнесу их на  почту

и  лягу  спать. Я не спала ночь, да и предыдущую тоже не спала,

и, наверное, усну легко.  А  книжки  эти  --  тебе  на  память.

Надписывать не хочу.

     А  мы с тобой ни разу не поцеловались. Ни разу! И я сейчас

целую тебя за все прошлое и будущее.

     Прощай, моя единственная подружка!

     Твоя Вика Люберецкая".

     Последние строчки Искра читала как сквозь  мутные  стекла:

слезы  застилали  глаза.  Но  она  не  плакала  и не заплакала,

дочитав. Медленно положила письмо на стол,  бережно  разгладила

его   и,   уронив   руки,  долго  сидела  не  шевелясь.  Что-то

надорвалось в ней, какая-то струна. И боль  от  этой  лопнувшей

струны  была  совсем  взрослой  -- тоскливой и безнадежной. Она

была старше самой Искры, эта новая ее боль.

     А в школе шли обычные уроки, только в старших классах  они

проходили  куда  тише,  чем  обычно.  И  еще в 9 "Б" одна парта

оказалась пустой: Искры в школе не было. Зиночка пересела на ее

место, к Лене, и  пустая  парта  Вики  Люберецкой  торчала  как

надгробие.  Преподаватели  сразу  натыкались  на  нее взглядом,

отводили  глаза  и  Зину  не  тревожили.  И  вообще  никого  не

тревожили: никто не вызывал к доске, никто не спрашивал уроков.

А  потом  в  коридоре  раздались  грузные шаги, и в класс вошел

Николай Григорьевич. Все встали.

     -- Простите,  Татьяна  Ивановна,--   сказал   он   пожилой

историчке.-- Я попрощаться зашел.

     Класс  замер.  Все  сорок три пары глаз в упор смотрели на

директора.

     -- Садитесь.

     Сел один Вовик. Он был послушным  и  сначала  исполнял,  а

потом соображал. Но соображал хорошо.

     -- Встань!

     Вовик   послушно   вскочил.  Николай  Григорьевич  грустно

усмехнулся.

     -- Вот прощаться зашел. Ухожу. Совсем ухожу.-- Он помолчал

и улыбнулся.-- Трудно расставаться с вами, черти вы  полосатые,

трудно! В каждый класс захожу, всем говорю: счастливо, мол, вам

жить,  хорошо,  мол,  вам  учиться.  А  вам, девятый "Б", этого

сказать мало.

     Пожилая  историчка  вдруг  громко   всхлипнула.   Замахала

руками, полезла за платком:

     -- Извините, Николай Григорьевич. Извините, пожалуйста.

Предыдущая Следующая