Предыдущая Следующая

– Здравствуй, значит, Зинаида…

Зина молчала. Вскинув голову с тяжелыми, отливающими при электрическом свете золотом волосами, она остекленевшими глазами смотрела на Устина и в то же время куда‑то мимо. Все в ней было живым – и эти золотистые волосы, пылающие огнем щеки, влажные, горячие губы… И только глаза, тусклые, холодные, были безжизненны. Устин тоже молчал.

– Дайте мне… одежду, – тихо попросила Зина. И только теперь Устин заметил, что топчет ногами ее платье.

– Стыдно, что ли, в конце концов стало? – спросил он.

– Чего стыдиться? Я греха не делаю, – не шевеля губами, ответила Зина. – Потому что говорится в Евангелии от Иоанна: «Всякий рожденный от Бога не делает греха…»

– Вон как! Мудр этот ваш пророк или как его там… Ну а ты… узнала, кто я?

Зина помолчала и ответила, все так же глядя куда‑то мимо Устина:

– Зачем мне узнавать? Мне сказано было – несчастный брат наш, утешения жаждущий… зовет.

– И ты пришла меня утешить?

– Утешение в Христовой вере обрести лишь можно… – как‑то неопределенно ответила Зина.

– Значит, я неверующий, по‑твоему, раз… утешения твоего не принял? Чего молчишь? А может, принять?

Зина медленно опустила руки и вместо ответа попросила еще раз, еще тише, чем прежде:

– Дайте мне одежду.

Морозов кинул ей платье. Она поймала его на лету, прижала к животу и тихонько стала передвигаться вдоль стены. Устин с удивлением наблюдал за ней. Добравшись до выключателя, она потушила свет, торопливо оделась. Устин думал, что она уйдет, но девушка стояла и стояла у стены.

– Чего ж ты? Уходи.

– Нельзя мне.

– Почему?

Зина не ответила.

– Деми… Отца Дорофея, что ли, или брата – как по‑вашему – боишься ослушаться?

Зина и на это только тяжело вздохнула.

Морозову вдруг очень подозрительными показались слова Зинки об утешении. Он даже наморщил лоб в темноте, силясь вспомнить их. Ага: «Несчастный брат наш, утешения жаждущий…» Жаждущий! Вот оно что! И дальше: «Утешение в Христовой вере обрести лишь можно…» А только что до этого Демид: «Неверие… губит людей…» Та‑ак… А я‑то, дурень, а я‑то, дурень, ломаю башку: зачем‑де Пистимея привезла меня сюда?.. А тут вон что… Утешение в вере! Без веры утешения нет, значит! Нет!!"

И Устин сорвался с кровати, схватил Зинку за горло, затряс.

– Зачем он тебя послал ко мне?! Что он учил тебя говорить мне, а? Что он велел внушить мне? Где я могу найти утешение?.. В чем я могу… Как я могу…

Предыдущая Следующая