Предыдущая Следующая
Пока Антип произносил эту выразительную речь, Устин думал:
«На Антипа‑то можно, пожалуй, еще покрепче, чем на Овчинникова, лапу
наложить. Недаром живет пословица: заставь дурака Богу молиться – он лоб разобьет…»
Никулину он сказал тогда:
– Ладно, Антип. Притвор Марфе действительно ни к чему
делать. Нечего унижаться, в самом деле. Я ее и так прижму как‑нибудь.
Распустилась, в самом деле. Куда Захар глядит…
– Да Устин ты мой Акимыч! Друг ты мой первый! – заплясал
на радостях вокруг него Антип. – Да верь ты… Эх! Только Захар ведь не
понимает, какой я преданный. Ежели мне добром, так и я обратным концом. Он,
Захар‑то, ежели разобраться, так политическую ошибку делает. Я кто? И
чтобы я… этому религиозному элементу… Тоже, нашел кого защищать…
Так он, Устин, приобрел еще одного «друга».
Вскоре у Марфы заболел сын Егорка. Устин дал ей полбутылки
застоявшегося где‑то травяного настоя «от внутреннего жара», сваренного
женой, и послал Пистимею помочь в уходе за больным. А после выздоровления сына,
когда благодарная Марфа предложила помыть у Морозовых полы, он выставил ее за
дверь и, пристыдив, добавил:
– Только Антипку вот… ну, помягче, что ли, поосторожней
с ним. А то он грозился уж: «Трахну проклятую бабу курком от телеги, пусть
тогда судят…» И действительно, придурок ведь он…
– Да уж ладно… Только все равно не прошу притвора
пескарю мокрогубому, – сказала Марфа.
– Зачем же прощать? Осторожней только, говорю…
Марфа стала ходить без хворостины, хотя при каждой встрече
яростно напускалась на Никулина. А потом в руках ее опять засвистел прут.
Однажды Антип прибежал к Морозовым, вытянулся возле крыльца
на грязноватой, загаженной курами траве и задышал, хватая, как рыбина на сухом
берегу, воздух:
– Н‑не могу… П‑помираю – и все тут. П‑пусть
все знают – п‑пар‑тизана угробила п‑проклятая баба. – И,
встав на колени, взмолился, протягивая к Устану руки: – Да ить обещался
обуздать стерву, а?! Ввек не забыл бы тебя, Устин Акимыч…
– Вон как! – нахмурил брови Устин. – Значит,
не бросила она свое хулиганство?
– Да именно что! – воскликнул Антип. – Да это
разве фулиганство?! Это бандитство голое, ни дать ни взять.
– Ладно, Антип. Я уберу ее раз и навсегда из деревни.
Антип даже выпучил глаза от неожиданности:
– Эт‑то как! То есть как это уберешь? По‑научному
говоря, куды ж ты ее ликвидируешь из колхозу?
– А увидишь. Мое слово верное. Для друга я все сделаю.
Да не пучь глаза, не убивать же я ее собираюсь.
Предыдущая Следующая
