Предыдущая Следующая

В селе играла пискляво гармошка, весело кричали ребятишки. Окна домов горели тоже весело и ярко, и казалось, они никогда не потухнут.

Ему, Косте, почудилось тогда на миг, что они лежат снова меж кустарников на холме перед той глухой деревушкой, куда водил их когда‑то бородатый Гаврила. Сидят и думают, как захватить живьем председателя коммуны, сельсоветчика и еще кого‑нибудь из их семей.

– Теперь ясно? – спросил Демид. – Отравлять всем, кому только можно. Счастливого делать несчастливым, разговорчивого – молчаливым.,.

– Инструкции даешь?! – вскипел неожиданно Костя. – А на черта мне твои инструкции! Смех душить? Жизнь отравлять? А я убивать хочу! Жечь, резать, крошить, в порошок растирать! Хочу их на горячие угли швырять, как…

– Ты убивать и будешь… Чего раскричался?! Убивать по‑разному ведь можно. Присмотришься, кто там, в деревне, будет рядом с тобой… Не все ведь в рот Захарке Большакову глядят, я думаю. Так вот, надо таких… своей лапой… потихоньку накрывать. Сперва потихоньку, а потом все крепче и крепче. Кого накроешь, тот уж, считай, мертвый… для Захара.

Он, Жуков, застонал и лег на спину.

– А чего же больше‑то сделаешь? – уныло, со злостью промолвил Демид. – Я не вижу, что можно еще сделать… – Демид помолчал. – Может, ты умнее меня, так скажи.

Костя сел, подтянул к себе ноги. Долго сидел так, опустив голову чуть не ниже колен.

– Чего же скажешь.

Демид, время от времени помаргивая выпуклыми глазами, опять смотрел на него. Косте стало неприятно.

– Ну… спать, что ли, давай, – сказал он.

– Все, что я говорил тебе, – это главное твое дело будет, – повторил Демид. – А теперь я тебе еще главную задачу поставлю. Так вот, – голос Демида стал вдруг сух и трескуч, – десять ли годов, двадцать ли будешь так… без шуму, но чтоб веру Филиппову мне сберег!

Ему, Косте Жукову, казалось, что горящие нехорошим блеском, выпученные глаза на маленьком, пухлом, помятом Демидовой лице начали увеличиваться. Их словно распирало чем‑то изнутри так, что казалось, они сейчас с треском полопаются.

Но глаза его не полопались. Может, потому, что Демид успел прикрыть их, задернуть, как курица, тугими веками.

Не открывал он их долго. А потом спросил отрывисто, почти закричал:

– Задачу… свою… понял?

 

* * *

 

«Снова сомкнулся круг воспоминаний, снова…» – мелькнуло в воспаленной голове Устина. Сегодня все шло какими‑то кругами. И воспоминания, и… Что еще? Да все, все… каждое событие, которое произошло сегодня, походило чем‑то на зловещий, все время сжимающийся круг. Там, на черном пруду звягинской мельницы, круги все расходились и пропадали, расходились и пропадали. А сейчас все наоборот. Возникает этот круг неведомо где и сжимается, сжимается… Поехал утром отвозить на станцию Смирнова. А чем кончилась эта поездка? Разговаривал с Кургановым. А чем кончился разговор?.. И даже вон звезды в окне… кружочками бегают. И тоже сжимаются!! Да Хоть бы скорей сжались, сомкнулись, потухли!

Предыдущая Следующая