Предыдущая Следующая

– Это еще что?! – прикрикнул Устин, увидев слезы.

– Да ведь грех это… и стыдно, стыдно…

– А с Егоркой Кузьминым не стыдно?

И тогда Варвара вскочила:

– Батюшка! Да ничего‑то еще промеж нас… Он со мной только… ласковый такой да стеснительный. А ежели узнает про Митьку…

– Вон что… Высказалась наконец! – с неожиданным для самого себя удивлением проговорил Устин.

– Батюшка! – выкрикнула она с отчаянием, – А если это счастье мое? Ведь погубишь…

– Ступай, сказал! – прикрикнул Устин. Помолчал и прибавил: – Это хорошо, что высказалась. Я поговорю как‑нибудь с Егором…

– Родимый мой! – кинулась к нему дочь, упала на колени, схватила за руку. – Только не говори, только не говори! Он ведь гордый, Егор‑то… Он ведь тогда…

– Гордый?! – Устин выдернул руку. Челюсть его зашевелилась, борода заколыхалась, будто он жевал что, не открывая рта. Пожевал‑пожевал и уже потом уронил куда‑то в постель: – Он не гордый, он просто… так, склизота одна. Наступи на него – и поскользнешься. Нашла тоже счастье…

– Для меня хватило бы… И матери не говори, батюшка. Уж тогда‑то она меня сразу на лавку… Заступись ты за меня, батюшка, запрети ей…

– Запрещаю же… Ты слушайся только…

– Да разве я… Я и так… О Господи, куда бы это деться мне, сгинуть…

– Ладно, перестань. Утрись. И мать позови.

Варвара поднялась с колен, вытерла, как ребенок, слезы кулаками. И пошла к двери.

А Устин лежал и думал: «Вот и вырос, Серафима, из твоего семени маковый стебелек… Вот как ты ни крутила его, ни прятала от солнца, и зацвел, да не тем, видать, цветом, каким хотела бы ты… „Не говори матери…“ Да она, видно, наперед меня все почуяла, обо всем догадалась… Что же, созреет маковка и семена высыпет, засеет какой‑то кусочек поля. Да семена‑то тоже не те… А чтоб не засевала, ты, Серафима, и хочешь засушить ее на какие‑то мощи. Значит, не Бог тебе внушил насчет дочери, сама, сама додумалась. Да что у тебя, в твоей дьявольской головенке, за червяки клубятся? Хотя постой… Она могла бы ведь и другим способом, чтобы дочь… не разбрасывала семени. Могла…»

– Варвара! – заорал Устин, переворачиваясь на кровати. – Варька!!

Вместо дочери в комнату вошла Пистимея. Устин сказал ей раздельно:

– У меня догадка мелькнула сейчас насчет Варьки. Гляди у меня! Опоишь своей отравой – головешку отверну. Отверну и под мышку тебе положу. Поняла?!

Сказал и снова лег лицом к стене, нимало не беспокоясь, что Пистимея обиженно поджала губы, нисколько не сомневаясь, что этого предостережения для жены более чем достаточно. Потом Пистимея гремела посудой, продолжая собирать на стол, разливала что‑то по тарелкам. Разлив, позвала тихонько:

Предыдущая Следующая