Предыдущая Следующая
Федор слушал отца сперва с недоумением, потом с изумлением,
но в какой‑то миг в его глазах вспыхнула насмешливо‑презрительная
искорка, которая все разгоралась и разгоралась. Наконец и губы его тронула
откровенная насмешка, разлилась по всему лицу.
– Ты чего? – остановился Устин посреди подвала.
– Давай, давай, продолжай, – ответил Федор. –
Гнида ты…
И лег на кровать.
Лицо Устина побагровело до черноты. Федор ждал, что уж
сейчас‑то отец потеряет рассудок, кинется на него, сомнет, сломает,
растопчет. А может быть, выхватит пистолет и примется стрелять в него, Федора.
Стрелять будет до тех пор, пока не выпустит всю обойму.
Однако, к его удивлению, и на этот раз отец задавил свою
вспышку, быстро успокоился. А успокоившись, продолжал тихим, даже нежным каким‑то
голосом:
– А ты не думал, для чего это я твою одежду на другого
напялил, зачем приволок тебя сюда, почему сразу не вышиб твои мозги, когда ты в
мое горло вцепился? Не думал, а? Зачем лечил тебя, в ум приводил?
Федор, заинтересованный, привстал, опять сел на кровати.
– Я объясню сейчас, объясню, – поспешно кивнул два
раза головой Устин. – Родился ты – я думал: ты мой сын, моя кровь, и
будешь мыслить, как я, будешь делать то же, что я. Но… вывернулся ты,
дьяволенок, из под меня в детстве. Не мог я ничего с тобой сделать. И даже
больше. Помню я, сынок, про твою стенку, за которой ты отгородился от меня, которую
под лоб мне подставил. Это ты верно тогда сказал – расшиб я лоб об нее. Помню
я, как… как однажды заставил ты меня глаза отвести, опустить на землю. Словно
молотком в темя саданул, паршивец… Так вот… За все это я и отвел тебя от
германской пули, чтоб… своей собственной…
Федор слушал, слушал и вдруг расхохотался, звонко и
неудержимо, вздрагивая всем телом. Хохот больно отдавался в голове, но он все
равно смеялся и смеялся до тех пор, пока не выступили слезы.
Чего угодно ожидал Устин, только не этого.
Наконец Федор перестал смеяться. Он вытер слезы,
прислушался. Где‑то совсем уж недалеко била и била артиллерия.
– А это слышишь? Это не беспокоит? – спросил
Федор.
– Это? Что ж… – отворачиваясь, сказал
Устин. – А только ты не радуйся. Один умный человек сказал мне: мир
большой, и в беде нас не оставят. Сгинул где‑то вот тот человек без
следа, жалко. Но ничего, сынок, не торопись, говорю, радоваться… Сила – она как
волна: то на убыль идет, то на прибыль. Нынче ваша волна, по всему видать,
захлестывает нашу. Но придет время, когда наша волна… Мир дождется
справедливости… И я, Бог даст, дождусь.
Предыдущая Следующая