Предыдущая Следующая
– Кто же она такая, эта Серафима?
– Ну, об этом что говорить! Человек надежный, хотя и
баба.
– Я думал, девушка еще, – усмехнулся Костя.
– Я в том смысле, что женского полу. А девка она или
баба – я тебе не советую даже размышлять об этом. Я вот попытался однажды
узнать… когда Матвейка Сажин, жених ее, в переделке одной об пулю напоролся… В
этой же вот избушке дело было. Прижму, думаю, сонную. И вот погляди.
Он распахнул грудь. На месте правого соска у Филиппа зиял
рваный шрам с красными краями.
– Вот, помни просто об этом, – проговорил Филька,
застегиваясь. – Зубами рванула… Сама же залечила потом с молитвой. А
вообще‑то, – неожиданно добавил он, усмехнувшись, – сумеешь,
так пользуйся. А кто, брат, она?.. Ты одно помни – не меньше нас пострадала,
раз… раз связалась с такими красавцами. Я про нее не больше тебя знаю.
Староверка какая‑то. Ну, значит, так, уберегет она вас, говорю. Нам
нельзя еще помирать. Нужны будем…
– Когда?
– Ты все с расспросами! – опять повысил голос
Филька. – А я откуда знаю! Не грамотней тебя…
– Я потому и спрашиваю, что сомневаюсь, пригодимся ли
вообще когда‑либо…
– Эт‑то уж ты вре‑ешь! – растянул
Филька. – Россия большая, на одной стороне ночь, на другой день. А мир еще
больше, вот что. А разве может мир терпеть такую несправедливость, а? Я
полдеревни кормил – и меня же вот сюда, в болото?! Вместо благодарности? И
никто за меня не заступится, что ли? А? Как думаешь?
Было видно, что Филька все‑таки не уверен, вступится
ли за него кто из тех, кого он называл одним словом «мир». И он хотел, чтобы
его ободрили, разделили хотя бы на словах его трепещущую, видно, на волоске
надежду.
– Н‑не знаю, – ответил, однако, Костя, будто
не понял состояния Фильки. – Помогали многие нам с тобой. Да, видишь, в
болоте сидим тем не меньше…
– Добро, – глухо промолвил Филька, отрезал у
березки вершину. Вздохнул, тем же тоном прибавил: – Обмишулился, выходит. Я
думал – подрос, а тебе еще титьку сосать надо. Сопляк ты еще, проще сказать.
Напрасно, получается, твой молоденький хребетик не переломил… Добро‑о… Ну
ничего. В смысле – успеется.
– Сломаешь – тогда уж в самом деле ошибешься.
Меньшиков приподнял одну бровь, бросил отрывисто:
– Докажи.
– Я доказал уже.
– Чем это?
– Да хоть тем, что руки у меня до локтей в человеческой
крови. Даже не по локоть, а выше… Много выше. Помогут нам, нет ли, я не знаю.
Сейчас я ничему не верю, потому что упал духом. Упал давно, когда еще
белогвардейцы из Казани сыпанули, из Самары. С тех пор в голове вместо мозгов
один больной звон. Но сколько сил хватит, буду зубами рвать тех, кто мое отнял.
Предыдущая Следующая