Предыдущая Следующая
– Скажи, что пьяный я. Как мертвяк.
В молчании Варвара закончила свой обед. Тихонько собралась и
пошла на работу.
– Фролу скажи, чтоб зашел, как стемнеет, – бросил
ей вслед Устин, по‑прежнему глядя в потолок.
Пистимея молча убирала со стола.
Вот такая же молчаливая она была там, в болотной избушке,
начал опять вспоминать Устин. Только имя у нее другое было – Серафима.
В избушке они прожили все лето. За это время отлежались,
отъелись. Мучили их лишь нестерпимая болотная вонь да комары.
В течение лета Серафима ухаживала за всеми тремя, словно за
детьми, ездила по ночам куда‑то на лодке за продуктами, готовила обеды и
ужины, стирала их пропотевшие и полусгнившие гимнастерки и рубахи, сушила на
солнце, накладывала заплаты – и все крестясь, все молча. В течение всего
времени она ни разу не перекинулась ни с кем словом. Только однажды утром
Костя, выйдя из избушки, увидел ее и Фильку, стоявших невдалеке, за
кустарником, и о чем‑то разговаривающих.
С каждым днем вокруг становилось просторнее и светлее,
потому что жухли и ломались под ветром камыши, обсыпались кустарники. И с
каждым днем Тарас Звягин поеживался беспокойнее и беспокойнее. Наконец
проговорил:
– Как бы не прихлопнули нас здесь… нагишом‑то.
Загремишь тогда под панфары на тот свет…
– Эко! – отмахнулся Филька. – Сколько раз
говорено тебе – тверди тут с пятачок, а кругом хлябь. Переберись до холодов
через болото, ну‑ка…
– Серафима‑то ездит… А ежели хвост за собой
приволочет?
– Дур‑рак! – только и сказал Филипп, –
По себе и о других судишь.
Однако через несколько дней Меньшиков сам собрал «военный
совет».
– Ну вот что, войско мое. Целое лето мы нюхали болотную
вонь. И сейчас еще, куда ни сунься, невпротык. Значит, надо еще нюхать, еще
лежать в камышах, притаившись. А то, – Филька покосился на Звягина, –
и в самом деле загремим… под твои панфары. А потом, я думаю, мы еще все‑таки
погуляем. Небушко вот прояснится, очистится от тучек и…
– А если не прояснится? – спросил Костя. –
Что же, так в болоте и сидеть всю жизнь тогда?
Серафима, перетиравшая за столом посуду, подняла на него
голубые глаза и тотчас опустила их, торопливо сложила горкой чашки и так же
торопливо вышла из избушки.
– Что, это от меня, что ли, зависит?! – прикрикнул
даже Филька. – Сам я, что ли, хвост свой подставлял – пожалте, мол,
прищемите… – Стих, обмяк, успокоился и продолжал: – Придется посидеть, ничего
не сделаешь. Главное – без паники. Коль судьба свела нас, так надо держаться
друг за друга. Тут не прояснится – к нам, в Сибирь, подадимся. Там леса глухие
и дремучие, днем темно, а ночью и подавно. Но до поры… здесь будете жить, с
Серафимой, до самых морозов, пока не закует болото…
Предыдущая Следующая