Предыдущая Следующая
Однако Морозов на этот раз посмотрел не в глаза Петру
Ивановичу, а через его плечо куда‑то назад, будто высматривал, не едет ли
кто следом. Посмотрел и принял прежнее положение.
Сердце у Смирнова вроде отпустило немного. Он достал платок,
вытер с лица испарину и спросил:
– Гонится за нами, что ли, кто?
– Кому тут гнаться‑то? – ответил
Морозов. – Волчишки у нас водятся, конечно. Но они по ночам только
балуются. – И прибавил, не торопясь, с плохо скрываемой насмешкой: – Ты не
волнуйся, сердце‑то у тебя… Вижу ведь, морщишься. Беречь надо такое
сердце…
Но волновался не Смирнов, а сам Устин. Он ерзал и ежился,
будто за пазуху положили ему горячий уголь, еще несколько раз поглядел назад.
Смирнов тоже обернулся. Далеко, на самой вершине увала, за
который падала дорога, что‑то чернело, – кажется, шел лыжник.
Вдруг Морозов расстегнул полушубок, словно в самом деле
хотел вытряхнуть больно кусающий тело красный уголек.
– Простудишься ведь, – сказал Петр Иванович.
– Ничего, мы привычные, – ответил Устин.
Кругом расстилалась степь, белая, холодная. Недели три назад
была пурга, и Смирнов представил, как гуляли по степи белые волны,
схлестываясь, гремели, кидали тяжелыми брызгами, а теперь застыли, замерли до
новой пурги, которая в Сибири никогда не заставляет себя долго ждать.
«Почему все‑таки он меня сам повез? – безотрывно
думал Смирнов, покачиваясь в санях. – Подождем, может, еще заговорит… о
чем‑нибудь».
Устин минут через пять действительно проговорил осторожно:
– Я вот что хотел у тебя, Петро. Про Федора… про сына
спросить…
«Вот какая цель! – подумал Смирнов и
обрадовался. – Только для этого не обязательно было ехать ему на станцию.
Можно бы поговорить об этом и в деревне…»
Как бы отвечая мыслям Смирнова, Устин сказал:
– В деревне‑то никак что‑то не получалось у
нас один на один. То да се, словом. Мертвые ни об чем не беспокоятся, лежат
себе, а у живых дела… Видел ты его… мертвого‑то?
– Нет, Устин Акимыч, не видел. Федор в разведке погиб.
В то время мы от Усть‑Каменки, правда, недалеко стояли, да ведь не
сходишь, не посмотришь…
– Ну, ясно, ясно… – дважды кивнул Морозов. –
А могилку его не знаешь?
– Когда взяли Усть‑Каменку, я уж без сознания
был, Устин Акимыч. Тяжелое ранение… По рассказам – расстреляли его во рву, где
всех расстреливали. После войны я ходил на это место. Там памятник сейчас
стоит…
Предыдущая Следующая