Предыдущая Следующая

– Но откуда известно все‑таки, что он? Даже Большаков не знает…

Анисим быстро поднял и опустил глаза.

– А это, кроме меня, никому и не известно, может. А я‑то знаю. Тот ножичек, который Филька прибрал… – Анисим встал, ушел в другую комнату. Вернулся, положил перед Смирновым тяжелый финский нож с наборной костяной рукояткой. – Вот он, ночижек‑то. Я его на утесе, между прочим, поднял, когда Марьину дочку из земли вынимали…

Несколько минут Петр Иванович молча разглядывал нож, не решаясь к нему прикоснуться. В рукоятку между костяными пластинами было вставлено четыре медных.

– Но… почему же ты, Анисим Семенович, никому не сказал, что это Филька?

– А зачем? Для чего? – дважды спросил Анисим. – Если бы Филька еще раз объявился… Или брательник его, Демид…

– Кстати, куда Филька тот делся? Как из амбара, в котором его сторожили, сбежал?

Старик сердито засопел:

– Я почем знаю!

Взял нож и отнес в ту же комнату. Вернувшись, стал натягивать полушубок. Петр Иванович, облокотившись на стол, сидел недвижимо.

– Людская жизнь – тайга тайгой, в иных местах еще гуще все сплетено‑перепутано, – проговорил старик. И добавил неожиданно, вроде без всякой связи: – Но Митьку‑стервеца я все равно насквозь прогляжу, только дай Бог маленько еще сроку… Да куда это проклятая шапка запропастилась, язви ее?

Наконец Шатров отыскал шапку, надел, плотно завязал уши, взял костыль.

– А вот Устина Морозова можно… насквозь? – спросил Петр Иванович. – Или Фрола Курганова?

Глаза Анисима блеснули из‑под низко надвинутой шапки. Помедлив, он ответил:

– Отчего же нельзя? Каждого можно, ежели не спеша, говорю.

– Но как?

– Как! – усмехнулся Анисим, но тут же стал серьезным. – Иной человек – как сосенка какая‑нибудь на камнях… Подивишься порой – на чем дерево растет? То‑то и оно, вроде бы не на чем. А оно растет себе. Значит, далеко его корешки тянутся, до самого того слоя, который питает. Вот докопайся до этих корешков – и все поймешь… Так ты пойдешь, что ли?

– Сейчас, – машинально ответил Смирнов, думая о словах старика. – Все равно с восьмичасовым поездом опоздал уже…

– Ну, дело твое. Будешь уходить – двери на щеколду закинь, а то ветер распахнет.

Анисим ушел, а Петр Иванович продолжал сидеть недвижимо. Даже когда вбежала с улицы пышущая морозом Ирина и стала разматывать платок, он не пошевелился, не повернул головы.

– Петр Иванович! – тревожно воскликнула девушка, готовая кинуться ему на помощь.

Предыдущая Следующая