Предыдущая Следующая
– Все так, все так, Устинушка. Отстанет теперь эта
проклятая девка от Варьки. О Господи, вразуми ты дочь нашу грешную, поставь ее
на путь праведный…
– Перестань гундосить, ладанка вонючая! –
раздраженно бросил Устин. – Что это за Господь у тебя такой? Какому, в
конце концов, Богу ты поклоняешься? Когда‑то вроде староверкой была. Сюда
приехали – по православному креститься зачала. А сейчас… Насчет Варьки я все
думал – пугаешь ее. А в последнее время, гляжу, вроде всерьез готовишься на
лавку ее класть. Но баптисты не занимаются таким изуверством. Так к какой же
вере ты сейчас‑то сподобилась?
– Бог для всех один, да верят в него разно, –
проговорила Пистимея. – До истинной веры не каждый доходит…
– Вон как! – насмешливо бросил Устин. –
Узнает Большаков, до какой веры ты дошла, – прихлопнет ваше молитвенное
гнездо, а тебя заместо Варьки на мощи высушит. – И, помолчав, добавил
вдруг с горечью: – А Богу твоему привязать бы по веревке к каждой ноге, концы к
седлам, да коней пустить в разные стороны. На одну лошадь я сам бы сел…
Пистимея задохнулась, минуты полторы только открывала да
закрывала беззвучно свой сморщенный рот. Наконец проговорила, всхлипнув:
– Безбожник ты окаянный!.. Не веришь в силу Всевышнего,
не зовешь его на помощь в молитвах – вот и не можешь пожать плоды деяний своих.
Даже вон Егора, что дочь твою смущает, прищемить не можешь. Да и вообще, гляжу,
хлещешься в судорогах, как рыба на берегу, ловишь ртом спасительную воду, а
кругом только воздух, сухой и ядовитый…
Устин, направившийся было в горницу, остановился:
– Как рыба, говоришь, на берегу?
Подумал о чем‑то, скривил заросший волосами рот, но
так и не промолвил больше ни слова.
Глава 17
Илья Юргин несколько раз прибегал на скотные дворы, метался
вокруг скирды, чуть не нюхал каждый пласт, который Митька забрасывал наверх.
– Видали, а? – неизвестно о чем спрашивал он то
Митьку, то Филимона.
Митька, недавно очень разговорчивый, теперь молчал, а
Филимон отталкивал Юргина плечом и гудел:
– Да отойди ты, Илья блаженный! Не мешайся под ногами,
а то зацепну вилами за ребро.
К каждому, кто привозил сено, «Купи‑продай» бросался с
одним и тем же вопросом:
– Это по какому праву отбор личного сена у трудящева
крестьянина Захар производит, а? Кто, спрашивается, разрешил, а?
Люди отмахивались от него, как от назойливой мухи. Тогда
Юргин кинулся навстречу деду Анисиму, ковыляющему к скотным дворам:
Предыдущая Следующая