Предыдущая Следующая

– Я знаю, – повторила она тихонько, чтобы не сломать, вытащила цветок и стала нюхать. – Гляди‑ка, и пахнет!

– Н‑нет, не‑ет! – крикнула Иринка, упала обратно в сено и зарыдала тяжелее прежнего.

Клавдия осторожно положила сухой колокольчик сбоку, снова укрыла Иринку и легла сама.

Она дала Иринке выплакаться, а потом сказала ласково:

– И ты его любишь, Иришенька…

На этот раз Иринка затаила дыхание. Только бешено и звонко барабанило сердце.

Клавдия, прижав к себе Иринку, слушала и слушала этот стук. И почему‑то пьянела, почему‑то кружилась у нее голова. И старалась она еще что‑то вспомнить, но не могла.

– Разве… разве… она такая? – еле слышно спросила Ирина. Слово «любовь» девушка не могла выговорить. Она по‑прежнему не шевелилась и теперь, кажется, не дышала.

– Она всякая бывает, Иришенька, – прошептала ей в ухо Клавдия, легла на спину, заложила руки за голову и стала печально смотреть в небо.

Над деревней пролетел какой‑то маленький самолетик. Он был так высоко, что казалось, совсем не двигался, а висел недвижимо, точно вмерз в небо, как камень в голубую толщу льда.

Иринка наконец шевельнулась, приподнялась. Но, встретившись взглядом с Клавдией, прикрыла глаза, словно от нестерпимо яркого света, и опять нырнула под полушубок.

– Глупенькая ты, ей‑Богу! – вздохнула Клавдия.

– Я думала… что цветы в это время цвести будут, – спустя минуту прошептала Ирина, высунула голову из‑под полушубка и тоже стала смотреть в небо. – И рассвет будет особый… Голубой‑голубой. Потом…

– Рассвет? Цветы? – думая о чем‑то, переспросила Клавдия, протянула руку, опять взяла колокольчик, высушенный когда‑то солнцем, а потом морозами, и стала смотреть на него. – А если полдень? Огурцы горками насыпаны… И полдень, полдень… Солнце прямо над головой…

И, помолчав, задала еще один вопрос:

– Как думаешь, я умею любить?

– Да ты о чем, тетя Клаша?

Иринка уже сидела и удивленно, во все глаза, смотрела на Клавдию. Опомнившись, Никулина тоже быстро поднялась, обхватила Иринку за шею, прижалась щекой к ее горячему лицу, воскликнула:

– Дура я, ой, дура! Ты не слушай, Иринушка. И будь… осторожна будь…

– Как… осторожна?

– Митька – он ведь… – Но дальше Клавдия не знала, что сказать, а главное, не была уверена, нужно ли говорить. – Видишь, какой он, Митька…

– Какой? – еще раз спросила Иринка.

Предыдущая Следующая