Предыдущая Следующая

Митька сделал несколько шагов, но вдруг обернулся:

– А ну, телячья воспитательница, кажи ладони!

Это было так неожиданно, что Иринка, растерявшись, торопливо спрятала руки в карманы фуфайки. Митька ухмыльнулся. Но именно это окончательно вывело Иринку из себя, она выдернула руки из карманов, протянула их сверху к Митьке, отчаянно крикнула, чуть не плача:

– На, смотри, смотри! Скалозуб ты… чубатый!

Она надеялась все‑таки – снизу Митька ничего не рассмотрит. Но «скалозуб», обладавший орлиной зоркостью, разглядел. Разглядел и участливо покачал головой:

– Насколько я понимаю в медицине, это действительно мозоли. Ну, ничего, у других бывает хуже.

Если бы не это участие, Иринка, может, сдержалась бы еще. Но тут у нее мелко‑мелко задрожала нижняя губа.

– Ну и что? Ну и мозоли! – с обидой крикнула она сквозь слезы. – А ты… ты…

Казалось, теперь‑то должен был остановиться Митька, потому что лежачего не бьют. Но он произнес не торопясь, безжалостно, с нескрываемым злорадством:

– Да, понятно. Вилами махать – не телячью шерстку гладить.

И, перекинув пиджак на другое плечо, пошел в коровник.

– Ну чего, ей‑Богу, над человеком маешься?! Изо рта прям ядовитость так и льется, – сердито проговорил Филимон.

Но Митька даже не обернулся.

Иринке хотелось кинуть ему вслед слова, тяжелые, как булыжники, горячие, как кипяток, чтоб его прибило и обожгло одновременно. И, не найдя таких слов, закусила губу, упала на скирду, провалилась в разнотравье. Клавдия накрыла ее Митькиным полушубком, а затем и сама залезла под него.

Под полушубком было тепло. Иринка, свернувшись калачиком, как котенок, чуть подрагивала.

– Ну чего ты? – мягко сказала Клавдия. – Вот еще…

В ответ на это Иринка прижалась к ней и заплакала навзрыд.

– Почему он такой? За что он меня… так?

– Митька‑то? – переспросила Никулина, обняла Ирину.

И долго молчала. Иринка всхлипывала все ровнее и тише, как обиженный и теперь успокаивающийся ребенок.

– Любит он тебя, однако, – вдруг сказала Клавдия.

Иринка дернулась всем телом, откинула полушубок, вскочила на колени:

– Ты… что это?! Да он… он… Да ты что? Ты откуда…

– Да я уж знаю, – негромко ответила Клавдия.

Она проговорила это задумчиво и печально, глядя на сухой синий колокольчик, выглядывающий сквозь перепутанные травяные стебли. Колокольчик был как живой, он нисколько не потерял своей синевы. Он был только засохший. Принеси, казалось, его в тепло, поставь в банку с водой – и он расправит лепестки, зацветет.

Предыдущая Следующая