Предыдущая Следующая

Никулин упал от толчка, пополз вдоль берега, норовя скользнуть мимо разъяренной женщины.

– Куда? – крикнула Марфа и хлестнула прутом Антипа.

Взвизгнув, Никулин метнулся назад. Марфа тоже шагнула назад.

– Тащи, дьявол косоглазый, притвор! – И прут опять свистнул в воздухе.

Дальнейшее происходило при громовом, накрывшем всю деревню хохоте толпы. Антип все метался на карачках по берегу. Потом, видя, что это бесполезно, лег на землю, свернувшись калачиком, прикрывая голову руками. А Марфа, широко расставив ноги, хлестала и хлестала его прутом, приговаривая:

– Тащи притвор… Тащи притвор…

В толпе уже многие устали смеяться… Послышались выкрики:

– Да ведь испустит дух Антипка…

– Он в полушубке.

– Какой полагалось, давно уж выпустил…

– Наддай, наддай, Марфа…

И вдруг голос Илюшки Юргина покрыл все остальные:

– Антип! Дык притвор‑то открытый. Ты в притвор и ныряй. В притвор!

Никому и в голову не пришло, что это за притвор. Но Антип сориентировался моментально. Он напружился и щукой проскочил между ног Марфы, поднялся и резвее коня побежал в деревню. Хохот, кажется, потряс даже каменный утес, угрюмо черневший невдалеке.

Все произошло так быстро, что Марфа сперва с недоумением смотрела секунды три себе под ноги – куда же исчез Антипка? Потом плюнула на то место, где лежал Никулин, и ушла домой. Дверь от бани унесло через несколько дней, во время ледохода.

Так кончился этой случай с застрявшей посреди Светлихи мукой. Захар посмеялся над приключением Антипа, а Устину сказал откровенно:

– Я думал, что ты хуже, чем есть на самом деле.

Морозов грубовато ответил:

– Мужик не баба. Ту пошарил разок – и видно, что она из себя.

И добавил, помедлив:

– Корова к новому табуну и то не сразу привыкает. А это скот.

Постепенно Устин и в самом деле привык, втянулся в работу.

Как‑то Андрон, подвыпив, отказался ходить за плугом. Морозов подошел к нему, встряхнул за грудки:

– Я думал – ты человек. А ты пьяница. Как Захар еще дело повернет, неизвестно. Шутка в деле – чуть подводу с мукой не потопил… За покушение на общественное добро сейчас по головке не погладят.

– Дык я что, нарочно, что ли, с умыслом? Я, конечно, выпимши был, да ведь и темень стояла…

– Чего передо мной оправдываться? Ты Захару докажи, что не козел.

Андрон мгновенно протрезвел. Поморгав растерянно, он спросил:

– Так это что? Он чего, и вправду подозревает меня… в этом, в умысле?

– Нет, нарочно.

Морозов умел недоговаривать. Сказал – и целый день работал на пахоте за Андрона. А Овчинников, стоя в борозде, долго еще крякал, чесал пятерней заросший затылок и хмурился, словно мучительно вспоминал что то.

Предыдущая Следующая