Предыдущая Следующая
ломаный грош... Да, не спорьте, Иван Арнольдович, я ведь
уж понял. Я же
никогда не говорю на
ветер, вы это
отлично знаете. Теоретически
это
интересно. Ну, ладно! Физиологи будут в восторге. Москва
беснуется... Ну,
а практически что? Кто теперь перед вами? -
Преображенский указал пальцем
в сторону смотровой, где почивал Шариков, -
исключительный прохвост.
- Но кто он -
Клим, Клим, -
крикнул профессор, - Клим Чугунков
(Борменталь открыл рот) -
вот что-с: две
судимости, алкоголизм, "все
поделить", шапка и два червонца пропали (тут Филипп
Филиппович вспомнил
юбилейную палку и побагровел) - хам и свинья... Ну, эту палку я
найду.
Одним словом, гипофиз - закрытая камера, определяющая
человеческое данное
лицо. Данное! "От Севильи до Гренады..." -
свирепо вращая глазами, кричал
Филипп Филиппович, - а не общечеловеческое. Это - в
миниатюре - сам мозг.
И мне он совершенно не нужен, ну его ко всем свиньям. Я
заботился совсем о
другом, об евгенике, об улучшении человеческой породы. И
вот на омоложении
нарвался. Неужели вы думаете, что из-за денег произвожу
их? Ведь я же
все-таки ученый.
- Вы великий
ученый, вот что! - молвил Борменталь,
глотая коньяк.
Глаза его налились кровью.
- Я хотел
проделать маленький опыт, после того,
как два года
тому
назад впервые получил из гипофиза вытяжку полового
гормона. И вместо этого
что же получилось? Боже ты мой! Этих гормонов в
гипофизе, о господи...
Доктор, передо мной - тупая безнадежность, я клянусь,
потерялся.
Борменталь
вдруг засучил рукава и произнес, кося глазами к носу:
- Тогда вот
что, дорогой учитель, если вы не желаете, я сам
на свой
риск накормлю его мышьяком. Черт с ним, что
папа судебный следователь.
Ведь в конце концов - это ваше собственное
экспериментальное существо.
Филипп
Филиппович потух, обмяк, завалился в кресло и сказал:
- Нет, я не
позволю вам этого, милый мальчик. Мне 60 лет, я вам могу
давать советы. На преступление не идите никогда,
против кого бы
оно ни
было направлено. Доживите до старости с чистыми руками.
- Помилуйте,
Филипп Филиппович, да ежели его
еще обработает этот
Швондер, что ж из него получится?! Боже
мой, я только
теперь начинаю
понимать, что может выйти из этого Шарикова!
- Ага! Теперь
поняли? А я понял через десять дней после операции. Ну
так вот, Швондер и есть самый главный дурак. Он не
понимает, что Шариков
для него более грозная опасность, чем для меня. Ну,
сейчас он всячески
Предыдущая Следующая