Предыдущая Следующая

отменяется. Что? Совсем отменяется. Равно, как и все  остальные  операции.

Вот почему: я прекращаю работу в Москве и вообще в России... Сейчас ко мне

вошли  четверо,  из  них  одна  женщина,  переодетая  мужчиной,   и   двое

вооруженных револьверами и терроризировали меня в квартире с целью  отнять

часть ее.

     - Позвольте, профессор, - начал Швондер, меняясь в лице.

     - Извините... У меня нет возможности повторить все, что они говорили.

Я не охотник до бессмыслиц. Достаточно сказать,  что  они  предложили  мне

отказаться  от  моей  смотровой,  другими  словами,   поставили   меня   в

необходимость оперировать вас там, где я до  сих  пор  резал  кроликов.  В

таких условиях я не только не могу, но и не имею права работать. Поэтому я

прекращаю деятельность, закрываю квартиру и  уезжаю  в  Сочи.  Ключи  могу

передать Швондеру. Пусть он оперирует.

     Четверо застыли. Снег таял у них на сапогах.

     - Что же делать... Мне самому очень неприятно... Как?  О,  нет,  Петр

Александрович! О нет. Больше я так не согласен. Терпение мое лопнуло.  Это

уже второй случай с августа месяца. Как? Гм... Как  угодно.  Хотя  бы.  Но

только одно условие: кем угодно, когда угодно, что угодно,  но  чтобы  это

была такая бумажка, при наличии которой ни Швондер, ни кто-либо другой  не

мог  бы  даже  подойти  к  двери  моей  квартиры.  Окончательная  бумажка.

Фактическая. Настоящая! Броня. Чтобы мое имя даже не упоминалось. Кончено.

Я  для  них  умер.  Да, да. Пожалуйста. Кем? Ага... Ну, это  другое  дело.

Ага... Хорошо. Сейчас передаю трубку.  Будьте любезны,  -  змеиным голосом

обратился Филипп Филиппович к Швондеру, - сейчас с вами будут говорить.

     - Позвольте, профессор, - сказал Швондер, то вспыхивая, то угасая, вы

извратили наши слова.

     - Попрошу вас не употреблять таких выражений.

     Швондер растерянно взял трубку и молвил:

     - Я слушаю.  Да...  Председатель  домкома...  Мы  же  действовали  по

правилам... Так у профессора и так совершенно исключительное  положение...

Мы знаем об его работах... Целых пять комнат хотели  оставить  ему...  Ну,

хорошо... Раз так... Хорошо...

     Совершенно красный, он повесил трубку и повернулся.

     "Как оплевал! Ну и парень!" - восхищенно  подумал  пес,  -  "что  он,

слово, что ли, такое знает? Ну теперь можете меня бить - как хотите,  а  я

отсюда не уйду.

     Трое, открыв рты, смотрели на оплеванного Швондера.

     - Это какой-то позор! - несмело вымолвил тот.

     - Если бы  сейчас  была  дискуссия,  -  начала  женщина,  волнуясь  и

Предыдущая Следующая