Предыдущая Следующая

– Давай, давай…

Через три дня председатель в самом деле послал его возить бревна. А вечером, когда стемнело, Андрон неожиданно приволок Устину полугодовалого поросенка.

– Уж ты присоветовал так присоветовал, Устин…

– Эт‑то еще что за номер?! – сверкнул глазами Морозов, толкая ногой мешок, в котором, повизгивая, бился поросенок.

– А это вроде… так сказать, долг платежом красен. Ить сколько раз выручал меня. А ежели ко мне со всем сердцем, то и я.

– Убирай обратно!

– Дык, Устин… – растерялся Андрон.

– Вот именно! – воскликнула Пистимея, выходя из горницы, – Зачем обижаешь человека? – Она укоризненно качнула головой. – Если дар от сердца, к сердцу и принять надо. И отдарить вдвойне. Я уж сама отдарю. Давай, развязывай, Андрон. Мешок развяжешь – дружбу завяжешь. Садись‑ка рядком да поговорим ладком. – И поставила на стол бутылку водки, точно выхватила откуда‑то из складок своей обширной юбки.

– Это она верно, – облизнув сухие губы, уговаривающе произнес Андрон. – Вместе жить – вместе и дружить.

Устин еще помедлил, потом взял в обе руки по табурету, подставил к столу.

– Л‑ладно. Скупой я на дружбу, туго с людьми схожусь, да, видно, очень уж хороший человек на пути попался. Садись, Андрон, уважь.

Простодушного Андрона это тронуло до того, что у него повлажнели глаза.

Когда выпили по стакану, Устин сказал:

– Но гляди, Андрон. Дружить – так уж до смерти. Я такой человек – за друга хоть на смерть пойду. Ты держись за меня и будь спокоен. Но и сам чтоб… с полуслова, с полумига понимал меня и поддерживал. А то, если разойдемся… Тяжело я схожусь, но еще тяжелее расхожусь. Добрый сатин всегда с треском рвется…

Овчинников только и промолвил:

– Устин Акимыч!.. Эх, Устин Акимыч!!

Впрочем, помолчав, он поставил прежнее условие:

– Только уж ты, Акимыч… чтоб уж я в возчиках завсегда бы, а?

– Какой разговор! Сделаем.

С тех пор Андрон Овчинников, чистая, почти детская душа, свято соблюдал условия их «дружбы». Отдарить его за поросенка Пистимея как‑то забыла, Устин и вовсе об этом не заботился. Правда, Пистимея время от времени совала ему какую‑нибудь безделицу – то городской работы поясок, то пачку папирос, то дюжину перламутровых рубашечных пуговиц. Андрон, в свою очередь, в долгу не оставался, частенько привозил Пистимее полбадейки, а то и целиком бадейку меду или пудовый окорок собственного копчения, пяток‑другой мороженых гусей.

Предыдущая Следующая