Предыдущая Следующая
А Егор сидел на кухне
в кальсонах и бязевой рубахе и, шевеля губами, читал книгу про индейцев. Над странными
именами шумели знакомые сосны, под таинственной пирогой металась та же рыба, а томагавком
можно было запросто наколоть к самовару лучины. И поэтому Егору уже казалось, что
история эта происходила не в далекой Америке, а здесь, где-то на Печоре или на Вычегде,
а хитрые имена придуманы просто так, чтобы было завлекательнее. Из сеней тянуло
ночным холодком, Егор сучил застывшими ногами и читал, старательно водя пальцем
по строчкам. А через несколько дней, осилив наконец-таки эту самую толстую в своей
жизни книгу, сказал Кольке:
- Хорошая книжка.
Колька подозрительно
всхлипнул, и Егор уточнил:
- Про добрых мужиков.
Вообще Колькины слезы
недалеко были спрятаны. Он плакал от чужого горя, от бабьих песен, от книг и от
жалости, но слез этих очень стеснялся и потому старался реветь в одиночестве.
А вот Вовка - погодок,
двоюродный братишка - только от обиды ревел. Не от боли, не от жалости - от обиды.
Сильно ревел, до трясучки. И обижался часто. Иной раз ни с того ни с сего обижался.
Вовка книг читать не
любил: ему на кино деньги давали. Кино он очень любил и смотрел все подряд, а если
про шпионов, то и по три раза, И рассказывал:
- А он ему-хрясь, хрясь!
Да в поддых, в поддых!..
- Больно, поди! - вздыхал
Колька.
- Дура! Это ж шпионы.
И еще у Вовки была
мечта. У Кольки, к примеру, мечта каждый день была иная, а у Вовки - одна на все
дни:
- Вот бы гипноз такой
открыть, чтоб все-все заснули. Ну, все! И тогда б я у каждого по рублику взял.
- Чего ж только по
рублику?
- А чтоб не заметил
никто. У каждого по рублику- это ого! Знаешь, сколько? Тыщи две, наверное.
Поскольку денег у Кольки
сроду не водилось, он о них и не думал. И мечты у него поэтому были безденежные:
про путешествия, про зверей, про космос. Легкие мечты были, невесомые.
- Хорошо бы живого
слона поглядеть. Говорят, в Москве слон каждое утро по улице ходит. - Бесплатно?
- Так по улице же.
- Врут. Бесплатно ничего
не бывает.
Вовка увесисто говорил,
как сам Федор Ипатович. И глядел так же: с прищуром. Особый такой прищур, бурьяновский.
Федору Ипатовичу это нравилось:
- Ты, Вовка, скрозь
гляди. Сверху все лжа.
Вовка и старался глядеть
скрозь, но Колька все же с братиком водился. Не спорил, не дрался, но, правда, и
особо не слушался. Если уж очень Вовка нажимал - уходил. Одного не прощал только:
когда тот над отцом его, над Егором Полушкиным, подхихикивал. Здесь и до крайности
порой доходило, но мирились быстро, все-таки родная кровь.
Предыдущая Следующая