Предыдущая Следующая
Это он думал так, плотницким
глазом работу прикидывая. Думал да помалкивал, потому что это не просто работа была,
а шабашка, и говорить об истинном размере труда тут не приходилось. Тут полагалось
раздувать любое хозяйское упущение до масштаба бедствия, пугать полагалось и стричь
с испугу этого дикую шабашскую деньгу. Не учитываемый ни государством, ни бухгалтерией,
ни фининспекцией, ни даже женами мужской подспудный доход.
А еще он подумал, что
надо бы крыльцо поправить и косяки заменить. И навес над крыльцом надо бы уделать
по-людски и... И тут дверь кособокая распахнулась, и Черепок сказал радостно:
- Бригада-ух! Здравствуй,
хозяйка, кажи неудобства, раскудрить их...
- Здравствуйте,- очень
приветливо сказала хозяйка.- Проходите, пожалуйста.
Все прошли, а Егор
на крыльце застрял. В полном онемении: Нонна Юрьевна. Это к ней тогда Колька прибежал
- к ней, не к родимой матери. Пластинки слушал: голос, говорит, как у слона...
Затоптался Егор - и
в хату не шел и бежать не решался. И совестно ему было, что в такой компании в дом
ее вваливается, да с таким делом, и думалось где-то, что хорошо еще, он в плотницкой
работе соображение имеет.
- Егор Савельич, что
же вы не проходите?
Узнала, значит. Вздохнул
Егор, сдернул с головы кепку и шагнул в прогнившие сени.
Натуральную трескали.
Под какого-то малька в томате, что ныне важно именовался частиком. Филя палец оттопыривал:
- Сколько их, земных
неудобств, или, сказать, неудовольствий: кто счесть может? Мы можем, рабочие люди.
Потому как всякое неудобство и неудовольствие жизни через наши руки проходит. Ну,
а что руки пощупали, того и голова не забудет: так, что ли, молодая хозяюшка? Хе-хе.
Так что выпьем, граждане-друзья-товарищи, за наши рабочие руки. За поильцев наших
и частично кормильцев.
Черепок молча пил.
Обрушивал стакан в самый зев, крякал оглушительно и рукавом утирался. Доволен был.
Очень он был доволен: редкая шабашка попалась. Дура дурой, видать.
Но Егор пить не стал.
- Благодарствую на
угощении.- И кружку отодвинул.
- Что же вы так категорически
отказываетесь, Егор Савельич?
- Рано,- сказал.
И на Филю - тот уже
второй раз мизинец оттопыривать примеривался,- на Филю в упор посмотрел. И добавил:
- За руки рабочие выпить
- это мы можем. Это с полным нашим уважением. Только где они, руки эти? Может, мои
это руки? Нет, не мои. Твои, может, или Черепка? Нет, не ваши. Шабашники мы, а не
рабочие. Шабашники. И тут не радоваться надо вовсе, а слезой горючей умываться.
Слезой умываться от стыда и позора.
Предыдущая Следующая