Предыдущая Следующая

миганием звезд, видно было далеко - широкий снежный простор  с  большаком,

ровной чертой прорезавшим ее путь. В дали этого простора у  мрачной  стены

приовражных зарослей на Голгофе темнели постройки ее  Яхимовщины,  хутора,

ставшего ее судьбой. И кто бы мог думать? Когда-то  молодой  девушкой  она

пошла туда наниматься  на  жатву  к  неизвестному  хозяину,  в  незнакомую

усадьбу, а теперь вот бежит туда как в свое единственное  пристанище.  Вот

как повернулась жизнь. Как в сказке! Степанида не цеплялась за старое -  в

старом у нее вряд ли нашлось бы полгода сносной человеческой жизни, всегда

давила работа, а еще раньше сиротство, нищета  и  бесправие.  Сколько  лет

пробатрачила она у пана Жулеги и старого шляхтича  Яхимовского,  трудилась

на чужой земле, потому как своей не имела. Кто хоть раз  попробовал  хлеба

из милости, из чужих рук, тот до конца своих дней не  забудет,  что  такое

чужая земля. Правда, после революции все круто изменилось,  повернулось  к

таким, как она, другой стороной: Жулега убежал в  Варшаву,  завершил  свой

путь на земле старик Яхимовский, и она с Петроком получила от новой власти

две десятины хуторской земли. Сначала зажили,  и  неплохо,  вволю  наелись

своего, а не панского хлеба, обзавелись скотиной, лошадью. Петрок, который

в  неимущей  отцовской  семье  был   ненанятым   батраком,   так   отдался

хозяйничанию на своей земле, что она испугалась за его здоровье.  Но  своя

земля требовала, и он усердствовал в любой работе: пахал,  мельчил  комья,

удобрял каждый клочок почвы, потом сам косил, свозил и снова пахал,  сеял,

бороновал. Их молодая кобылка пала первой  же  весной,  это  было  большое

горе, которым они нагоревались вдосталь, пока не нажили новую  лошадь.  Но

тут  свалилась  беда  на  Петрока.  Когда  родилась  Феня,  Степанида   не

убереглась со здоровьем, и он вынужден был один и жать и косить, тянул  за

двоих и надорвался. Как-то возил с  поймы  сено,  на  краю  оврага  телега

подвернулась, Петрок подставил плечо и сломал ключицу. Два месяца пролежал

в больнице, едва выходили доктора. А на  поле  яровые  перестояли,  осенью

нажали  копны  две  ячменя,  едва  семена   вернули.   Тот   год   выдался

голодноватым, хлеба хватило до пасхи, хорошо, что спасла картошка. Были  и

еще скупые на хлеб годы, когда то  вымачивало,  то  засушивало,  а  то  не

хватало семян, навоза, скотины. Однако Петрок  не  сдавался,  работал  как

проклятый,  односельчане  из  Выселок  нередко  посмеивались  над  ним,  и

действительно - выкладывался днем и ночью, а результат был  ничтожный.  Но

Предыдущая Следующая