Предыдущая Следующая
пустовала, ребятишки, играя, разрыли ее вход, но до
конца не дорылись,
такой длинной она оказалась.
Нора, конечно,
сгодится.
Тут надо было
лезть по склону в кустистой чащобе орешника, поросенок то
неловко карабкался вверх, то ненадолго
останавливался,
притомившись, и
тогда на особенно крутых местах Янка подхватывал его на
руки и
несколько
шагов, не обращая внимания на тихое повизгивание,
пробирался так - на
ногах и коленях. Степанида одной рукой держала чугунок,
другой, чтобы не
упасть, хваталась за черные ветки деревьев и едва
успевала за парнем. Так
они взобрались к растопыренному корневищу елового
выворотня на склоне,
рядом за небольшой
гравийной площадкой чернело
устье барсучьей норы.
Выпущенный из рук поросенок успокоился
и начал обрадованно
обнюхивать
утоптанный
мальчишечьими ногами песок,
корни выворотня. Но
только
Степанида поставила наземь чугунок, он сразу, будто
забыв обо всем,
с
аппетитом набросился на картошку.
- Ы-ы-ы! - снова
замахал руками Янка. - Ы-у-у! - натужно рвалось из его
груди, но ничего внятного
не получалось, а
Степанида думала, чем бы
загородить эту нору, чтобы поросенок не вылез в овраг. -
Ы-ы-э! - еще раз
попытался объяснить
что-то Янка и,
махнув рукой, снова
бросился по
овражному склону вверх.
Степанида стояла
около выворотил, прислушиваясь к тому, как
чавкает в
чугунке поросенок и шелестит опалая листва на склоне.
Шелест, однако, все
отдалялся, пока совсем не затих. В овраге почти стемнело,
только край неба
над противоположным склоном слабо брезжил
последним отсветом зашедшего
солнца. Степанида не знала, куда побежал Янка -
домой ли, в
Выселки, а
может, здесь искал, чем бы помочь ей. Но пока поросенок
ел, она стояла
рядом, вслушиваясь в затаенные, по-ночному пугающие звуки
оврага, и вдруг
подумала: до чего дожила! Чтобы бежать из дома, прятаться
в овраге, искать
прибежища там, где она обычно испытывала страх,
особенно в сумерках
-
вечером или ночью. Но именно так: здесь ей было
спокойнее, чем на
своей
усадьбе - в хате или истопке, и это милое существо,
послушный поросенок
показался ей роднее человека, словно дитя какое.
Особенно после Бобовки,
которую она сегодня так глупо не уберегла.
Степанида
присела на торчащий обломок корня и замерла, навострив слух.
Поросенок выел все, что было в чугунке, и успокоение
улегся у ее
ног,
горячими боками приятно согревая ее настылые ступни, и
она стала тихонько
почесывать его ногами под брюхом. Охотно поддаваясь
человеческой ласке,
Предыдущая Следующая