Предыдущая Следующая

взяла со двора подойник и пошла в  сени.  Закрывать  за  собой  двери  она

побоялась и из  сумрака  сеней  стала  наблюдать  за  немцами,  слушая  их

разговор и отмечая про себя,  как  Петрок  с  подобострастием  что-то  там

объясняет и показывает. Кепку при этом  он  не  надевал,  и  мелкий  дождь

сеялся на его лысоватую, с жалкими остатками седых  волос  голову.  И  они

слушали его, не перебивая. Эта его  легкость  в  обращении  с  немцами  не

понравилась Степаниде, и она подумала: не поведет ли он  их  еще  в  хату?

Пускать  их  в  хату  ей  не  хотелось   до   крайности,   хата   казалась

неприкосновенным   ее   прибежищем,   которое   следовало   оберегать   от

посторонних, тем более чужаков. Хотя бы они скорее убрались,  думала  она.

Но, судя по всему, уезжать никто не собирался - они отцепили  от  огромной

машины свою походную кухню, и все, кроме фельдфебеля,  с  раскрасневшимися

лицами стали закатывать ее во двор. Петрок тоже помогал - натужась, толкал

огромное резиновое колесо,  потом  указывал,  где  лучше  устроить  кухню.

Наконец они нашли удобное место  рядом  с  колодцем,  и  Степанида  совсем

приуныла - то, чего она больше всего опасалась, случилось:  Яхимовщина  от

немцев не убереглась. Что теперь будет?

   Но все шло обычным чередом, независимо от чьей-либо воли,  по  каким-то

своим, иногда страшным, иногда странным законам, которые диктовала  война.

Установив во дворе кухню, фельдфебель с учителем направились к  сенцам,  и

этот  дурак  Петрок  уже  забежал  вперед,  указывая  дорогу  в  хату.  На

припорожных камнях фельдфебель остановился, прежде чем перешагнуть  порог,

недовольно-брезгливым взглядом  повел  по  темноватому  подстрешню  сеней.

Свентковский многословно объяснял что-то, Степанида отодвинула  дальше  от

порога бадейку, и немец вошел в сени. Чтобы не мешать  им,  она  отошла  к

истопке, все мучаясь вопросом: что им  тут  надо?  Но  вот  Петрок  широко

растворил дверь  в  хату,  и  все  они  двинулись  туда  с  каким-то  даже

любопытством на оживившихся лицах. Из-за их спин она будто впервые, чужими

глазами увидела свою давно уже не новую хату с перекошенным  простенком  и

потемневшими балками потолка, стенами,  оклеенными  старыми,  пожелтевшими

газетами. Пол она давно  уже  не  мыла  и  теперь  с  досадой  взирала  на

грязноватые, с присохшей картофельной кожурой доски у порога,  закопченные

чугуны возле печи. По  всей  избе  топали  чужие  сапоги,  грубые  кожаные

ботинки, оставляя мокрые и грязные следы  на  сухих  досках  пола,  и  она

Предыдущая Следующая