Предыдущая Следующая

непохож на первого  -  кругленький,  немолодой  уже,  с  чересчур  быстрым

озабоченным взглядом, которым он мгновенно окинул двор, хлев, хату,  вдруг

что-то вскрикнул злобно и требовательно. Она не поняла и сама не  своя  от

волнения молча стояла с подойником посередине двора.

   - О млеко!

   Немцы по одному спрыгивали из брезентового кузова на двор, и  Степанида

постепенно стала понимать, что заехали они  сюда  не  так  себе,  а  будут

квартировать, как сказал учитель, и уже спрашивают про молоко - пусть  они

подавятся им, ей не жалко было того молока. Но они не  кинулись  сразу  на

молоко, учитель заговорил что-то, обращаясь к кругленькому, и она, никогда

не слыхавшая такой речи, с удивленным интересом вслушивалась,  хотя  и  не

понимала ни слова. Наверно,  Свентковский  хорошо  говорил  по-немецки,  а

немец  по-нашему  не  знал  ничего  и  по-своему  что-то  сказал  учителю.

Свентковский повернулся к Степаниде.

   - Пан германский фельдфебель спрашивает, свежее ли это молоко.

   - Свежее, почему нет, - сказала она и поставила на мураву  подойник,  у

краев которого еще не улеглась, покачивалась молочная пена.

   Немцы и Свентковский обменялись  между  собой  несколькими  словами,  и

молодой побежал к машине, откуда скоро вернулся с белой  кружкой  в  руке,

Свентковский  осторожно  зачерпнул  ею  в  подойнике  и  услужливо   подал

фельдфебелю. Тот взял и, пригнувшись, чтобы не облить  заметно  выдавшийся

вперед животик, выпил молоко и опрокинул в воздухе кружку.

   - Гут, гут!

   Сразу как-то оживившись, учитель зачерпнул еще  и  поднес  молодому,  в

очках. Вытянув руки из коротковатых рукавов мундирчика,  тот  тоже  выпил.

Затем кружку принял еще один, простоватого вида немец с рябоватым, как  от

оспы, лицом и тоже все выпил. Но четвертый, высокий и  тощий,  как  жердь,

одетый в какой-то балахонистый комбинезон, только попробовал из кружки  и,

недовольно наморщив худое лицо, плеснул молоком на траву. "Не понравилось?

Чтоб ты пропал!" - подумала Степанида.  Со  смешанным  чувством  страха  и

любопытства  она  покорно  стояла  возле  подойника,  оглядывая  нежданных

квартирантов, сердце ее сильно стучало в груди, хотя какой-либо угрозы  на

их лицах вроде не было видно. Может, попьют и  поедут,  невольно  подумала

она, машинально повторяя: доброе  молочко,  доброе...  Немцы,  однако,  не

обращали на ее слова никакого внимания, как и на нее тоже. Пока  остальные

пили молоко, фельдфебель мелкими шажками проворно обежал двор, заглянул на

Предыдущая Следующая