Предыдущая Следующая

дверь. Тогда милиционер сделал шаг в сторону, и невдалеке от Петрока легко

распахнулась соседняя дверь.

   - Вам что, гражданин?

   Наверно, это был другой милиционер, не утрешний,  молодой,  с  приятным

чернобровым лицом, тонко перетянутый широким, с наганом ремнем.  На  левой

половине его  груди  тихонько  позвякивал  какой-то  значок,  а  рука  тем

временем придерживала открытой тяжелую дверь, приглашая зайти  внутрь.  Но

Петрок уже не хотел  заходить,  положив  возле  ног  сумку,  он  дрожащими

пальцами  торопливо  расстегнул  пропитанный  потом  карман,  из  которого

осторожно извлек мятые листки ходатайства.

   - Мне чтоб к товарищу Червякову. Вот тут написано...

   С некоторой заинтересованностью на лице милиционер вышел из  дверей  и,

взяв бумажки, легко пробежал взглядом  по  не  очень  ровным  Степанидиным

строчкам.

   - Поздно ты пришел, дядька.

   - А может, подождать?

   - Долго ждать придется.

   - Вот как, - уныло сказал Петрок, все еще мало что  понимая.  Казалось,

милиционер шутит над ним. Но если не шутит, так что же тогда ему делать? -

И это... Еще долг у меня. Знаете, червонец должен, отдать чтобы...

   - Какой червонец? Кому?

   - Ну, товарищу Червякову. Одалживал ведь.

   Красивое лицо милиционера  стало  страдальчески  напряженным,  будто  у

человека заболел живот, наверно, он также хотел и не мог чего-то понять.

   - Гм! Одалживал... Теперь уж не отдать. Вчера похоронили.

   - Что, умер? Вот как...

   Милиционера позвали в здание, а Петрок  остался  стоять  перед  дверью.

Кажется, дела его действительно кончились, надо  было  ехать  обратно.  Он

старательно запихал в  карман  злополучные  Степанидины  бумажки,  взял  с

крыльца сумку. На дворе стояла такая жара, что ему сделалось  дурно  и  он

вдруг забыл, куда повернуть, чтобы выйти к вокзалу. Знойный туман заполнил

его голову, он не рассеивался всю дорогу до станции и потом, когда  Петрок

стоял в очереди за билетом и когда сидел под стеной на  лавке  в  ожидании

поезда на Оршу. Все, что происходило вокруг, казалось ему чужим, постылым,

и очень хотелось домой. К своей горемычной  усадьбе  на  краю  Голгофы,  к

оврагу,  своим  болотам  и  кочкам,  своему  маленькому  уголку  на   этой

неласковой огромной земле...

 

 

 

 

25

 

 

   Степанида почти не спала ту ночь, только иногда  забывалась  на  время,

голова ее тяжелела от мыслей, а больше от  гнева  и  обиды:  что  сделали,

сволочи! А она почему-то их не боялась. Чужаков немцев боялась, а  эти  же

Предыдущая Следующая