Предыдущая Следующая
лен был, но теперь весь лен сдаем, а себе ничего. Чтобы
хоть ситца какого
детям на сорочки, - начала жаловаться Степанида, наверно,
уже поняв, что
перед ней начальство. Петроку это не понравилось: ну
зачем она? Только в
хату чужие, начальство или нет, а она уже со
своими заботами. Не даст
людям обогреться. Он почтительно стоял у порога, думая,
что пришедшие сами
что-то объяснят, лезть к ним с вопросами, наверно, сейчас
не годится.
Но Степанида,
по-видимому, совсем осмелела,
разговорилась и уже
жаловалась, что до сих пор не уплачено людям
за сданную по
заготовкам
шерсть. Уже третий раз Смык обещает, назначает
сроки, а
денег все нет.
Петрок снова поморщился
от неловкости -
люди посторонние, может,
из
Полоцка или даже из Витебска, откуда им знать
здешние порядки, какого-то
там Смыка, уполномоченного по
заготовкам. Лысый возле
стола сидел
неподвижно,
дремотно прикрыв глаза,
видно, отогреваясь в
хате. Но,
оказалось, слушал и слышал все, что говорила Степанида, а
когда та сказала
про деньги, открыл глаза и тихо сказал тому, что сидел у
грубки:
- Запишите.
Мужчина
расстегнул портфель и
в синей небольшой
тетрадке написал
несколько слов.
- И это... Под
лен дают самую неудобицу, суглинок, говорят,
вырастает,
а какой там рост, как засушит, обеими руками не выдернешь,
и низенький,
реденький, на третий номер, не больше...
"Ну, уже
погнала! - почти со злостью подумал Петрок. - Уж завелась..."
Гости, однако,
слушали, и вроде со вниманием даже, не перебивая. Лысый,
открыв глаза, поглядывал на нее будто бы и без усталости,
в упор, хотя и
молчал. А тот, в кожанке, только один раз перебил,
спросив, как называется
колхоз, и уже сам, без напоминания что-то пометил
в тетрадке. Наверно,
почувствовав их расположение, Степанида наговорила многое
из своих обид на
порядки в колхозе, в районе и наконец вспомнила о
завтраке.
- Может, сварить
картошечки, если не ели, со шкваркой?
Лысый возле
стола, стряхнув с себя неподвижность, решительно
сказал
"нет" и повернул голову к военному в шинели.
- Поглядите
там...
Тот быстренько
выскочил в сени, а сидевший у грубки раскрыл дверцу, из
которой пахнуло умеренным теплом - дрова все-таки
разгорались.
- Ну видишь?
По-сибирски веселее пошло! - бодро заметил гость.
В это время в
запечье снова закашляла
Феня, Степанида подалась
за
дерюжку, а лысый возле стола озабоченно, тяжело вздохнул.
Когда она вскоре
вышла оттуда, успокоив дочку, тот, что был в кожанке,
встал со скамейки и,
Предыдущая Следующая