Предыдущая Следующая

   Но как  же  так  можно,  думал  Петрок,  размеренно  покачиваясь  возле

жерновов в такт хода ручки - взад и вперед. Было совсем темно, коптилку не

зажигали, Степанида берегла керосин, и он  не  хотел  с  ней  препираться,

можно смолоть и впотьмах. Как же так можно,  мысленно  переспрашивал  себя

Петрок, чтобы свои своих! Ведь в деревне  испокон  веков  ценились  добрые

отношения между людьми, редко кто, разве выродок только,  решался  поднять

руку на соседа, враждовать или ссориться с таким же, как сам, землепашцем.

Случалось, конечно, всякое, не без того в жизни, но чаще всего из-за земли

- за наделы, сенокосы, ну и скотину. Но теперь-то какая  земля?  Кому  она

стала нужна, эта земля, давно всякая вражда из-за нее отпала, а  покоя  от

того не прибавилось. Люди распустились. Раньше молодой  не  мог  позволить

себе пройти мимо старика, чтобы не снять шапку, а теперь эти  вот  молодые

снимают другим головы вместе с шапками. И ничего не боятся  -  ни  божьего

гнева, ни суда человеческого. Как будто так заведено издревле,  как  будто

на их стороне не только сила, но еще и правда. А  может,  им  и  не  пунша

правда,  достаточно  кровожадной  немецкой  силы?  На  правду  они  готовы

наплевать, если та будет мешать  им  в  их  кровавых  злодействах.  Однако

правда им все же мешает, подумал Петрок,  иначе  бы  они  не  оглядывались

каждый раз на немцев, не заливали бы совесть водкой, не  хватались  бы  за

винтовку, когда не находят веского слова в стычках с деревенскими  бабами.

Мужики-то с ними не спорили, мужики молчали.

   Петрок смолол, может, с четверть ржи, пощупал рукой мягкую,  тепловатую

возле нагревшихся камней муку и подумал, что  если  уж  взялся,  так  надо

намолоть побольше - на хлеб и на брагу, потому  что  надо  же  заквашивать

снова. За мерным  глуховатым  гулом  камней  он  не  сразу  услышал  голос

Степаниды из хаты, а услышав, смекнул, что зовет она не впервой и какой-то

испуг был в том ее голосе. Он перестал крутить, и сразу  звучные  удары  в

сенях тревогой наполнили усадьбу - кто-то сильно колотил в дверь, басовито

ругаясь:

   - Хозяин, курва твою мать! Открой!..

   Петрок сообразил - это  снаружи,  сунулся  в  сенцы,  дрожащими  руками

нащупал крюк и выдернул его из пробоя. Двери, раскрывшись, едва не  сшибли

его с ног, Петрок уклонился, и в сени  вначале  ввалился  кто-то  большой,

показалось, косматый, за ним другие; на Петрока  пахнуло  крепким  запахом

водки, лука и еще чем-то чужим и противным. Он молча стоял  за  отворенной

Предыдущая Следующая