Предыдущая Следующая

плуга.

   Начали  осмотр  с  озимых  у  сосняка,  где  ярко   зеленела   всходами

продолговатая нивка ржи.  Петрок  шел  впереди  и  сдержанно  усмехался  в

коротко подстриженные усы. Был он тогда уже не молод, хотя еще и не  стар:

сорок лет - не срок для мужчины. А усмехался все  от  той  же  неожиданной

радости: шел на хутор, считай, батраком, а  вот  стал  хозяином  и  теперь

осматривает свои нивы и пажити. Конечно, он понимал, что с двух десятин не

разбогатеешь, но все же прожить на своем хлебе  можно.  Немного  опасался,

как бы эта зима и особенно холодная затяжная весна  не  повредили  озимым,

но, кажется, худшее  миновало  -  всходы  оправились  от  холодов  и  ярко

зеленели почти на всем поле. Только нижний конец его возле дороги был  еще

темноват, наверно, от долгой воды. Петрок сошел с межи и  нагнулся,  чтобы

вырвать росток, посмотреть корень. Но едва он  протянул  руку  к  бледному

увядшему росточку, как среди слипшихся комьев земли разглядел и еще что-то

серое, а пальцы его растерянно подняли с земли за  растопыренное  крылышко

маленькую серую птичку. Это был жаворонок, наверно, из тех несчастных, что

обманулись  первым  дыханием  весны   и   поплатились   жизнью   за   свою

преждевременную песню.

   - Глянь, Степа...

   Степанида подбежала к Петроку и растерянно приняла из его  рук  мертвую

птичку, раскинутые крылья которой бессильно  обвисали  в  воздухе,  как  и

головка с маленьким разинутым клювом.

   - Боже... Петрок! Кто же это?.. Это же плохо...

   - Плохо?

   - Ой, это к несчастью! Это же на беду нам, - готова  была  расплакаться

Степанида.

   Петрок был  тоже  неприятно  поражен  находкой,  но  старался  казаться

спокойным, не желая верить, что от этой пернатой  малявки  возможно  какое

несчастье людям.

   - Ну, какая беда! Замерз просто. Такая стужа...

   - Боже мой, боже мой! Зачем ты его  трогал?  Зачем  ты  его  увидел?  -

причитала Степанида, сама не своя от столь явного предзнаменования беды.

   Какое-то время они не знали, что делать, и,  ошеломленные,  стояли  над

маленькой мертвой птичкой  с  бледными,  как  ржаные  ростки,  скрюченными

коготками. Степанида немного всплакнула, и Петрок  не  утешал  ее,  самому

было не лучше. Жаворонка закопали под межой в ямке, рядом воткнули вербную

ветку. Что делать с остальными вербинами, не знали, желание  обносить  ими

озимь разом пропало, было не по себе  и  даже  немного  боязно  неизвестно

отчего. Подавленные, без прежнего интереса к  полю,  они  обошли  надел  и

скорым шагом повернули на хутор.

Предыдущая Следующая