Предыдущая Следующая
Авдей Меньшиков умер ровно за двадцать лет до революции.
После него в деревне хозяйничал свирепый и своенравный, как дикая лошадь,
Филька Меньшиков. У этого руки были уже не железными, а стальными. И, кроме
того, у него, в отличие от родителя, было две ноги. Он так и говаривал:
– Батя все одной ногой давил, а я – обеими! Об‑беими,
понятно?
Понятнее было некуда.
Филька любил выпить. А выпив, ходил по деревне, останавливал
встречного и поперечного, жаловался:
– Вот что я? Филипп Меньшиков. Помру я – что тогда?
Ничего, останется мой брат, Демид Меньшиков. Понял? Сына бы, конешно, надо мне.
А баба проклятая дочерь народила, с‑стерва… Натахой прозвали, Натальей,
значит. Я предупреждал: «Девку принесешь – возьму тебя за ноги и надвое
раздеру…» И раздеру! Понял? Я десять лет наследника ждал, а она – на тебе!
Разродилась, называется…
Помолчав, Филипп обычно добавлял:
– А с другой стороны, дочерь – она тоже хоть и баба
вроде, да Меньшикова. Понял? И вечно мы будем на земле – Меньшиковы. Понял? Ну,
дуй колесом, пока в рыло не сунул!
Особенно тяжело и безжалостно давил Филипп своих односельчан
в годы мировой войны, наживая бешеные деньги на военных поставках зерна, мяса,
кож. Он раздобрел, расплылся и по запустевшей без мужиков деревне ходил
неторопливо, переваливаясь с боку на бок, как раскормленный селезень.
Все операции по поставкам Меньшиков производил через Парфена
Сажина, богатого мужика‑старовера с мохнатой, как овчина, шеей, жившего в
волостном селе Озерки, что верстах в сорока за Светлихой.
2
Стояло душное лето пятнадцатого года.
Филипп Меньшиков и Парфен Сажин отмечали одно из своих
многочисленных удачных дел.
За столом, кроме них, сидели еще Демид да Анисим Шатров,
гуляка‑парень лет двадцати пяти, сын зеленодольского мельника.
– Эх, Парфен, да мы с тобой… ить… – икал
осоловевший вконец Филипп. – Токмо вот мужичишки бы с войны повозвертались!
Не хватает рабочей силки. Н‑да ништо, не всех перебьют, поди, там. Ух, уж
развернусь тогда!..
– Не шибко‑то надейся, Авдеич, – хрипел в
ответ Парфен. – Они, которые возвращаются… того, однако…
– Что «того»?..
– Как бы там и не слез, где сесть хочешь. Вернулся один
такой бывший работник ко мне… Я ему рупь за работу даю, он два требует. Я было
горлом на него, а он костыль половчее берет…
– Хе! – воскликнул Филипп. – У меня не
возьмет! У меня они все шелковые. По струнке ходят. И бывшие и настоящие. Н‑нет,
мой рупь они уважают! – распалялся Меньшиков все больше и больше. –
Понял? Чего? Не веришь?! А ну, айда!
Предыдущая Следующая