Предыдущая Следующая
– И денег ты или Серафима – кто вас разберет! –
дали Тараске на мельницу? – с непонятным самому себе раздражением и
остервенелостью продолжал допрашивать Костя.
– Какая тебе разница, кто давал деньги? Может, я,
может, забывали мы кое‑какие мешки его вытрясать. Дела наши, как видишь,
не блестят. Кто же виноват? Еще попроси жену помолиться, что добрались сюда
подобру‑поздорову… – И стал глядеть в окно на черный огромный пруд,
густо заросший по берегам камышом.
– Значит, так… – подал от стола свой голос
Звягин. – Я на вас побатрачил, теперь… хе‑хе… вы на меня попробуйте.
То есть я говорю – считаться будете моими работниками.
Посередине пруда плеснулась большая рыбина, к берегу пошли
черные широкие круги.
– Ты рыбак вроде? – спросил Демид. – Будем
батрачить на Тараску, а для отдыха рыбку ловить. И будем ждать…
– Опять ждать? Чего ждать?! Сколько ждать?! –
выкрикнул Костя. И его слова были тоже как черные круги на черной глади пруда.
Круги расходились по воде, достигали берегов и пропадали.
Была тогда, кажется, середина или конец мая 1923 года…
… Потом наступила середина или конец мая 1928 года.
Что случилось за эти пять лет? Ничего. Каждый день тоже был
как круг на воде. Возникал, расходился и пропадал. И каждый месяц – как круг, и
каждый год…
Они с Демидом с утра до вечера работали на мельнице,
пропылились мучной пылью насквозь. Иногда действительно рыбачили.
Постепенно Костю охватывало безразличие, внутри остывало что‑то,
обмерзало, как мельничное колесо зимой. Лед с колеса они с Демидом время от
времени обкалывали, но лед, копившийся у него внутри, никто не мог ни убрать,
ни растопить.
Понемногу он перестал замечать, что происходит вокруг, ничем
не интересовался. Он не заметил даже, что забеременела Серафима.
Серафима жила в той же клетушке, где ночевали первую ночь по
прибытии на мельницу, предоставив им с Демидом большую и светлую комнату
наверху.
– Ничего, мне хорошо тут, – объяснила она. –
По утрам веселые зайчики пляшут на стенах. Люблю.
В этой клетушке в 1925 году и родила она сына. Костя смотрел
на новорожденного и никак не мог понять, радость в душе или безразличие.
– Как назовем сыночка, Костенька? – спросила
Серафима. – Может, Феденькой, а?
– Валяй, – отмахнулся Костя.
– Вот и наследничек! Вот и продолжится род наш! –
сказала Серафима. – Бог даст, не переведется он, не иссякнет никогда…
… Тарас Звягин редко появлялся на мельнице. Но когда
появлялся, покрикивал на них, как на настоящих батраков:
Предыдущая Следующая
