Предыдущая Следующая
– Ой! Я это печку растапливала. Пока золу выгребала,
вся перемазалась. Ты полей мне на руки, ладно?
– Ладно, – сказал Федька, взял кружку и над тазом
стал лить воду в ее грязные ладони.
Когда Клашка смыла всю сажу с лица, кругловатые щеки ее
порозовели, маленькие, чуть косоватые глазенки заблестели, заискрились. Да и
вообще вся она засияла, как обмытый дождиком камешек. Только вот руки никак не
хотели отмываться – так глубоко въелись в них грязь и сажа. Вообще руки у нее
были не по детски сухими, жесткими и большими.
– Ты помой еще руки с мылом, – посоветовал Федька.
– Не, не отмоются. Это от работы у меня такие руки.
Мамка так и говорит: рабочие у тебя руки, доченька…
– Зачем же она заставляет столько работать тебя?
– Так ведь она все в поле да в поле. Кто же за домом
тогда смотреть будет? Отец‑то у нас знаешь какой? Пьяница да матерщинник.
Вот дом на моих руках и держится только. Мне ведь уже десять годов почти. А ты
пришел потому, что у тебя что‑нибудь случилось, да?
– Ничего не случилось… С чего ты взяла?
– Я не взяла, а так спросила. А если когда случится –
ты обязательно приходи. Уж вместе‑то мы придумаем что‑нибудь…
Ладно?
Федька подумал‑подумал и вместо ответа сказал:
– Знаешь, я больше не буду в тебя гранатами кидать. И
другие… пусть только кинут…
Так у Федора Морозова началась дружба с Клашкой Никулиной.
Год от года она крепла и крепла, может быть, потому, что эта девчонка с
большими и жесткими ладонями, которой некогда было порой целую неделю даже с
часок поиграть на улице с детьми, каждый раз искренне радовалась его приходу.
И как‑то незаметно Клашка превратилась в самого
необходимого и близкого ему человека. Для других детей таким человеком бывает
обычно или отец, или мать, а чаще всего оба вместе. А для Федьки стала вот
Клашка.
В тот ветреный день Устин, разыскав Федьку у Никулиных,
пригнал его палкой домой, схватил со стены тяжелый черный ремень с медной
пряжкой.
– Снимай, сукин сын, штаны и ложись ко мне на колено!
– Зачем?
– Поспрашивай еще! Я ведь слов на ветер не кидаю. Что
обещал, то и получишь.
– Тогда я совсем уйду, навсегда, – вырвалось
неожиданно у Федьки.
– Ах ты щенок!! – Устин шагнул к нему, схватил за
воротник рубашки так, что она затрещала. – Нет, ты слышишь, мать, что
выродок твой отмочил, а? Ты слышишь?
– Потому что несправедливо ты меня хочешь отодрать… И
давечь несправедливо ударил. Вот…
Предыдущая Следующая