Предыдущая Следующая
Сейчас Устин не удивляется этой ее покорности и преданности,
а было время – удивлялся.
– Неужели сделаешь все, что я ни прикажу? –
спрашивал он, когда судьба свела их вместе и они только‑только начинали
совместную жизнь.
– А как же не сделаю, – отвечала она. –
Мужнина воля – Божий приказ.
– А ежели я повелю тебе раздеться донага да пройтись
средь бела дня по улице?!
Он спросил так, может быть, еще и потому, что за целый год
совместной жизни не только без чулок – даже простоволосой никогда не видел
жену. Вечно она ходила в длинном, до пят, платье, шею и голову заматывала
платком так, что видны были одни ее задумчивые голубые глаза да острый
небольшой нос. В постель к нему она ложилась всегда в полной темноте, а утром
вскакивала до свету.
– Повелишь – так как же не пойти‑то!.. –
промолвила она, опуская голову.
– Раздевайся тогда да ступай, – сказал он,
разбираемый любопытством. – До нитки раздевайся…
Жена стояла среди избы в своем длинном платье. Губе ее
дрогнули по‑детски, и она промолвила просяще, еле слышно, боясь, наверное,
что услышит Бог:
– Господи! Да ты чего?
– Давай, давай! До околицы и обратно, не спеша. Ну?
И не мигая стал смотреть на жену.
Она нехотя стянула сперва платок. Волосы рассыпались и упали
на спину. Затем расстегнула платье на груди, сняла и уронила на пол…
В комнату бил яркий солнечный свет. Точно выйдя из ледяной
воды, жена горела всем телом. Впервые увидел и понял он в эту минуту, что
стройности его жены позавидовала бы не одна женщина.
Стоя среди вороха одежды, она закрывала ладонями маленькие
груди. Потом, словно враз обессиленная, уронила руки вдоль тела, наклонила
голову, перешагнула через свою одежду и пошла… Пошла тихонько, так и не
поднимая головы, словно искала что‑то на земле.
Он догнал ее уже во дворе, схватил в тот самый момент, когда
жена открывала дощатые воротца, чтобы ступить из ограды на улицу.
Потом несколько дней удивлялся этому случаю. Удивлялся до
того, что уже и сам стал сомневаться: не может быть, чтобы вышла на улицу.
Знала, что остановлю. Знала…
Однажды он колол дрова. Жена относила поленья в сарай и
складывала их там.
Присев у плетня покурить, посадил рядом жену.
– Не верю все‑таки, чтобы вышла тогда на улицу
голая, – сказал он, помолчав.
– Как же могла ослушаться бы? – укоризненно
спросила она.
– Врешь ты, врешь! А если бы тебя я… вон руку велел
отсечь самой себе? А?!
– А что же… Значит, Богу так угодно.
Предыдущая Следующая