Предыдущая Следующая
Кроме них и отца, в комнате было еще несколько мужчин, среди
которых она с удивлением заметила и Никодима Мешкова, и старика Коробова.
– А‑а, дочка… – грустно как‑то сказал
отец. – Ну что же, и ладно. Не сегодня, так завтра, узнала бы когда‑нибудь
про это… Понимаешь, родимая моя, рано или поздно – все равно помирать. Так уж
пожить хоть. Я всю жизнь в темных лесах просидел. Теперь наверстать хочу, взять
от жизнюхи, что еще можно. И тебе… и тебя в Екатеринбург вот… зря, думаешь? Ты
отца прости, пример с него не бери. Дурак он, отец твой. Но, доченька моя… Эх,
да мы же Клычковы! Не имеем титулов да званий. Но пусть завидуют все нам, пусть
удивляются все! Власти‑то у нас, может, побольше, чем у иных
высокопревосходительств! Власть не в чинах, а в деньгах. Помни это, дочка… И –
пользуйся! Пользуйся! Коротка жизнь‑то. А я для тебя ничего не пожалею.
Скоро Москву тебе покажу, Петроград… Эй, музыку для Клычковых!!
Ударил оркестр, сгрудившись в дверях соседней комнаты,
задребезжали стекла. Серафиме было муторно, противно, она хотела крикнуть отцу
в лицо что‑то обидное, резкое, повернуться и убежать, но… не крикнула
почему‑то, не повернулась, не побежала. Она постояла немного, внимательно
оглядела притихших под ее взглядом мужчин и женщин и чуть скривила тонкие губы.
Потом медленно повернулась, опустив голову, пошла на улицу,
не замечая почтительно поддерживающих ее на лестницах швейцаров, не замечая,
как осторожно посадили ее на извозчика…
И снова, как в прошлое лето, бездумно и весело потекла ее
жизнь, понеслась в сверкающем вихре. Отца она больше не видела, хотя раза два
читала в газетах о его скандальных попойках в гостинице. Читала и… улыбалась
про себя одними уголками губ.
Бездумье кончилось осенью, когда она снова оказалась в
скиту. «Власть не в чинах, а в деньгах. Помни это, дочка… И – пользуйся!
Пользуйся!!» – начали и начали вдруг стучать в голове слова отца.
Власть… Что это такое? Как ею пользоваться?
Ведь и тетка, едва Серафима стала помнить себя, тоже все
время толковала ей о власти. «Ты несмышленыш еще, а подрастешь – поймешь, какую
тетка твоя власть над людьми держит. И на Печоре, и на Вычегде, и по всему
Северному Уралу люди, хранящие в сердце своем пречистую веру Божью, знают и
уважают игуменью Мавру. А за что? За то, что веру эту истовее других блюду. А
вот помирать стану – обитель свою крепкую тебе передам. И чтобы власть твоя
была не слабже, пропитывайся, доченька, духом Божьим, как снег вешней водой.
Учись, как молитву Богу сотворить, как снадобье из трав лесных для хворого
сварить, ибо мы, слуги Божьи, должны исцелять души и тела людские. Почаще читай
Библию, пониже бей поклоны, и заранее пойдет о тебе удивление высокое, молва
далекая. Я уж позабочусь об этом. И станешь после меня владычицей лесной,
обретешь власть сильную – уж догадаешься, как ею пользоваться…»
Предыдущая Следующая